Коновалова Александра Сергеевна

Эпоха декаданса, ознаменовавшаяся в российском искусстве расцветом символизма, самое плодотворное в творческом отношении время, когда мистические веяния претворялись в удивляющие взор картины или поэтические образы. Эта эпоха, о которой много написано, – своеобразная грань между имперским покоем и грядущим революционным хаосом, во многом этот хаос породившая. Михаил Врубель, Александр Бенуа, Виктор Борисов-Мусатов, футуристическая Наталия Гончарова – в живописи; Вячеслав Иванов, Сергей Надсон, Анна Ахматова, молодой Осип Мандельштам – в поэзии; Александр Скрябин и Сергей Рахманинов – в музыке; Вацлав Нижинский, Ида Рубинштейн – в балете. Можно захлебнуться от имен и искрящихся творений людей, наделенных божьим даром, будто ангелы в конце времен побаловали смертных рассказами об Эдемском саде.

Искушенный любитель искусства знает эти имена наизусть, повторяет как нарицательные. Но не только они творили тогда. В это же время существовали удивительные художники, не участвовавшие в бурной выставочной деятельности, не входившие в объединения и группы, но не менее интересные, создававшие произведения не меньшей художественной силы, чем именитые мастера. Одним из таких творцов является Александра Сергеевна Коновалова.

Она родилась в Москве в 1883 году. Под влиянием поэтических настроений и суфражистских стремлений к самостоятельности в 1899 году, шестнадцатилетней барышней, Коновалова поступает в Московское училище живописи, ваяния и зодчества на курс стилизации цветов. В 1903 году она заканчивает училище уже сложившимся художником. Ее учителями были выдающиеся мастера русского символизма – Врубель, Нивинский, Шехтель. В первую очередь огромное влияние на ее творчество оказал Михаил Врубель.

Мифотворчество, культ удивительного, балансировавшего на грани яви и сна, то, что отличается от религиозной и бытовой нормы, аффективность ужаса или уныния, характерные для Врубеля, породили символистские образы у художников «Голубой розы», которые считали его своим учителем. Театральность образов, присущая художнику, развивается и в живописи, и в литературе. Для Блока и Белого он – импульс их творческой деятельности, как музыкальность – импульс для символистской живописи. Принципы искусства складываются при обращении к нематериальным средствам, а именно к музыке, к эпосу. Живопись становится не отображением истории или бытовой культуры, а чем-то надмирным. Вымысел и сон рождают хрупкие, эфемерные картины и чувства – от сакрального экстаза до эротического переживания. Для передачи этого ненужными становятся перспектива и глубина, четкое исполнение живописных канонов, плотность мазка. Напротив, главенствуют размытость, придающая легкий флер фигурам, прозрачность рисунка, плавность нечетких линий, подобно музыкальным фразам, – все, что может соотнести человеческая фантазия с предложенными художником эмоциями. «В связи с этим закономерным становится обращение живописцев к легким графическим техникам – гуаши, акварели, пастели… что позволяет достичь ощущения ее бестелесности»1. Естественным является соблюдение этих принципов и у Коноваловой. Она не только учится у Врубеля, она участвует как подмастерье в осуществлении его декоративных панно, исполняя черновую часть заказов. И после ухода великого художника из жизни Александра Коновалова продолжает писать, используя посыл учителя. В ее акварелях присутствует гармоничный синтез сказочного чувствования и прикладного исполнения, присущие Врубелю. Особенно это видно в сохранившихся эскизах Коноваловой к декоративным росписям. Ее глубокие знания русской и европейской мифологии, увлечение поэзией символистов породили интригующе загадочные образы, будто приоткрытое окно в иной мир с присущими той эпохе аффективными, мифологическими изысками.

В МУЗВЖ Коновалова учится одновременно с П.С. Уткиным, Н.Д. Милиоти, Н.Н. Сапуновым, П.В. Кузнецовым, поступившими туда на два года раньше и создавшими знаменитую «Голубую розу». Коновалова в это объединение не вошла, но, безусловно, среда, от которой ее искусство питалось, была с ними общей. Акварели Коноваловой родились от «символических фантазий» Врубеля и «ретроспективных мечтаний» Борисова-Мусатова, Сомова, Уткина. Она продолжает «искать правду в красоте, ускользая от жанровых и стилевых определенностей… вырываясь из плена времени, утраченного, а тем более сиюминутного, бунтуя против исторической необходимости, против дискретного, стадиального»2. В символистских, мифологических акварелях Александры Коноваловой присутствует ощущение одновременности вчера и сейчас, реального и инфернального. Она погружает, с не меньшим мастерством, чем Милиоти или Борисов-Мусатов, в пространства неведомые, не насилуя сознание зрителя, а музыкально-легко увлекая в хоровод мистификаций. Это сродни детским ощущениям, когда слушаешь сказку: каждое новое слово усиливает интерес – что дальше, какая разгадка у таинственной истории? – и уже нет сил не увлечься, не поддаться этому искушению, окутанному загадочностью.

Акварели Коноваловой рубежа 1900–1910-х годов – отражение художественной жизни, тонкие цитаты эпохи русского модерна. Художница, исповедовавшая те же принципы, что и ее современники-символисты, погруженная в общую культурную среду с ними, также компилятивна к ним, как, скажем, Сапунов по отношению к Уткину: те же полутона, то же «сфумато», та же хрупкая музыкальность образов. Длинные, словно дождевые нити, акварельные мазки («После объяснения», «Руслан и Людмила») сменяются их жемчужной прозрачностью («Золото Рейна», «Пленница Змея»). К концу десятых годов приверженность Коноваловой к новизне приводит к плакатной откровенности красочных композиций, знакомых по Петрову-Водкину, к обобщению фигур («Беление холста»). Позднее, уже в тридцатые, подвергнувшись «антиформалистической атаке» официоза, художница становится твердым реалистом («Семья», «Обработка трески»), но тяга к мифотворчеству, любовь к сказочному и загадочному и тогда не покидает ее. Коновалова, живя на Чукотке, куда ее выбросила страшная реальность сталинской эпохи, обращается к мистической традиции аборигенов. Уже не мистифицируя с образами, всего лишь изображая шаманов («Обрядовый танец»), она иллюстрирует сакральную жизнь Севера.

К сожалению, те крупицы информации, которые удалось собрать, не могут обстоятельно рассказать об Александре Коноваловой – удивительной художнице начала ХХ века, обстоятельствах ее жизни и смерти. Нам достались только ее акварели – замечательные произведения искусства, достойные занять место в истории культуры.

Примечания
1 Гофман И. Голубая роза. М., 2000
2 Леняшин В. Дягилев и его эпоха. ГРМ, 2001.

Любовь Агафонова