Дневник странствий художника. Лансере Е.Е. Лето в Ангоре. Л., 1925

Опубликованная ленинградским издательством «Брокгауз-Ефрон» тиражом 3000 экземпляров, книга достаточно быстро стала букинистической редкостью. Причиной тому является характерный для Е.Е. Лансере сплав текста — дневниковых записей — с иллюстрациями, оформлением и шрифтом, сделавший мастера известным еще со времени издания журнала «Мир искусства».

После потрясений в центральной России, связанных с установлением советской власти, Е.Е. Лансере с семьей уехал 19 ноября 1917 года из имения Усть-Крестище Курской губернии в Темир-Хан-Шуру (с 1922 года — Буйнакск, Дагестан). В сентябре 1919-го он перебрался в белогвардейский Ростов-на-Дону, а в марте 1920-го — в Тифлис. Несмотря на возможность эмиграции, художник остался жить в Грузии вплоть до переезда в 1934 году в Москву. Академик живописи еще императорской Академии художеств находил отдохновение главным образом в экспедициях по различным, часто труднодоступным уголкам Кавказа (Мцхета, 1920; Давид-Гареджи, 1921; Гунибский округ Дагестана, 1922; Шио-Мгвиме и Гурия, 1924; Авария, 1925; Зангезур, 1926 и др). «Думаю, что будничная жизнь и в Питере так же нудно-скучна, как и здесь, и поэтому не хочется расстаться хоть с внешними радостями глаза», — писал он своему дяде А.Н. Бенуа из Тифлиса 19 мая 1922 года, за 11 дней до начала турецкой поездки, предпринятой с Андреем Андреевичем Богуном по рекомендации секретаря советской миссии в Ангоре (современная Анкара) Н.Д. Романова и по приглашению представителя РСФСР при Великом национальном собрании Турции С.И. Аралова.

Неизменная привычка художника делать путевые зарисовки и попутно вести дневниковые записи* (к настоящему времени сохранились дневники за 1885, 1888, 1889, 1892-1904, 1910, 1914-1915, 1920-1946 годы), возможно, наиболее характерно проявилась именно в этой поездке. Благодаря подробному рассказу мастера (дневник, хранящийся в архиве семьи художника), дополняемому рисунками (четыре малых и три больших альбома), мы получаем целостную картину его путешествия. Выехав на поезде из Тифлиса в Батуми 30 мая, Е.Е. Лансере 3 июня сел на пароход до Инеболи, с остановками в Хопе, Атине, Ризе, Трапезонде (современный Трабзон) и Самсуне. На следующий же день после начала плавания пароход был обстрелян греческой эскадрой. 9 июня на машине через Кастамуни (письмо брату — архитектору Н.Е. Лансере от 13 июня на обратной стороне открытки с изображением этого города начинается так: «Милый Коля, — вот куда меня занесло!»), Илгаз и Чангири он добрался до Ангоры. Обратно был избран тот же путь. Большое впечатление на художника произвели Лазистанские горы и хребет Илгаз. «Какое влекущее к себе впечатление на меня всегда производят горы. Ничто мне не кажется столь таинственным, столь заманчивым: К морю равнодушнее», — писал он в своем дневнике 8 июня, вспоминая при этом первые увиденные в жизни горы — Альпы (поездка с Л.Н. Бенуа в апреле-мае 1894). Проплывая Архаве, художник вспоминал о своей поездке на турецкий фронт зимой 1914-1915 гг.

В Ангоре Е.Е. Лансере пробыл более трех месяцев (до 16 сентября). Первые дни его интересовало «обилие остатков — обломков античного мира — римского и византийского, и, отчасти, времен сельджукских. Повсюду — капители, базы, колонны«1, «обычно у дверей домов, у мечетей — я думаю, чтобы легче взбираться на лошадей и ослов«2. Вскоре заинтересованное внимание художника переместилось в сферу живой, «почти что средневековой» действительности. «Особенно мило здесь настроение глубокой, ужасно тихой, бедной провинции: Надеюсь побывать на фронте, а также в Конии, Адане и Мерсине, но интереснейшие восточные провинции с курдами не увижу«3, — пишет мастер Б.М. Кустодиеву 10 июля. Уже на следующий день продолжает в письме И.А. Шарлеманю: «Чрезвычайно увлекательны здешние города, еще почти совершенно не тронутые европеизмом: например, нет ни единой железной крыши на домах, почти нет водосточных труб, фонарей: Архитектура очень примитивна, но зато и непосредственна — окна сажают, где хотят, без мысли о симметрии. Всегда второй этаж — фахверк в полкирпича толщиною, и из деликатного чувства к гаремным жительницам, чтобы дать им развлечение смотреть вдоль улиц, а, с другой стороны, часто, чтобы выровнять прямые углы комнаты при чрезвычайной извилистости улиц, — все вторые этажи не только нависают над первыми, но и поставлены наискось; иногда третий делает еще сдвиг«4. «Таким же средневековьем веет и от труда ремесленников, которых видишь в широкие отверстия их мастерских«5.

Подмечая, как и его отец — скульптор Е.А. Лансере, интересные моменты в жизни народа, художник с увлечением описывает качели для детей на базаре, танцы лазов и выступления комиков. Особенно красочно описание в дневнике пожара 13 августа: «Часов в 7 1/2 загорелся Сефарет; пошел, еще не зная, что горит. Пробыл на пожарище до 2 ночи. Опять-таки сдержанность и тишина толпы: При одном взрыве близком (предупреждают трубой и толпа шарахается, но я остался) посыпался на меня дождь стеклом и все вдруг погрузилось в тьму черную, после огненного полыхания пожарища нельзя было вздохнуть от густой пыли, — вот, я думаю, Помпея!» На следующий день художник сделал три наброска с пожарища, один из которых помещен на 49 странице книги.

Мастер создал целую серию портретов местных жителей — и турок, и русских сектантов-некрасовцев, проживавших около города Акшаира (современный Акшехир), ряд портретов деятелей Анатолийского движения, в том числе предводительницы отряда курдов Фатьмы-ханум-гауш, писательницы Халиде-ханум, ее мужа Аднам-бея — второго председателя меджлиса, а также Мустафы Кемаль-паши (Ататюрка).

Поражает удивительная работоспособность мастера — около 150 законченных работ, выполненных во время поездки акварелью, гуашью, тушью и сангиной, были впоследствии представлены на выставке в Кремле во время IV съезда Коминтерна 6 октября 1922 года и в конце того же года в Петрограде 6. Одна из причин такой продуктивности — »:те внешние условия, в которые я поставлен, и благодаря которым я могу, ни о чем не думая, с утра до вечера работать. Помимо рисования никаких обязанностей — ни заседаний, ни службы, ни домашних забот!» — писал он в письме Шарлеманю 11 июля. Показательно, что, когда на перевале Илгаз 19 сентября на почтовую повозку, в которой Е.Е. Лансере ехал в порт Инеболи, напали разбойники, он особенно боялся «за свой большой рулон с этюдами — не стали бы они его кромсать в поисках чего-нибудь«7.

Особенная взыскательность к своему творчеству служила самосовершенствованию мастера как в отношении стиля («Теперь влюблен в рефлексы (открылись мне в прошлом году на Зеленом мысу!) Влюблен в слитности и контрасты»), так и в овладении и широком использовании разнообразных техник. По предложению В.Д. Фалилеева в 1923 году в Госиздате готовился альбом Е.Е. Лансере из 20 многокрасочных автолитографий, пробные оттиски которых хранятся в Государственном Русском музее. Почти все они в черно-белом варианте вошли в книгу, макет которой создал также сам художник в 1925 году.

Первоначальный вариант8 предполагал, как уже было сказано, многоцветные иллюстрации: на обложке — цитадель Ангоры в лучах заходящего солнца, на первой странице — литография «Анатолийские берега», далее — «Самсун», исполненный в зеленовато-синем и розовом цветах («Не знаю, стоит ли давать эти два ярких тона?» — записывает на полях всегда взыскательный к себе художник). Необыкновенно красива литография с изображением пожара, отражающегося в окнах мечети (лист 13 макета. Из-за нехватки бумаги использована оборотная сторона рисунка тушью «Шерстобойня», разделенного на четыре части).

Осуществленный вариант с 62 черно-белыми иллюстрациями, открывающимися портретом Мустафы Кемаль-паши, приобрел иную, но не менее выразительную эстетическую привлекательность. Обращает на себя внимание и высокохудожественный литературный язык Е.Е. Лансере, особенно яркий в завершающем книгу очерке «К истории современной Турции», а также в емких пояснениях — подписях под иллюстрациями. Большое значение для формирования облика книги имел интерес художника к местным орнаментам, встречающимся на могилах, седлах, карнизах домов. Декоративный мотив глиняного кувшина из Кутании украшает карту Малой Азии, дающую нам общее представление о маршрутах мастера. Арабская вязь на обложке, титульном листе, на отдельных полосах также выглядит как красивый восточный орнамент (при несомненной лингвистической точности написания пояснительного текста). В дневнике турецкой поездки особое внимание привлекают шесть образцов подписей Е.Е. Лансере по-турецки арабскими буквами.

Книга «Лето в Ангоре» — одно из последних «мирискуснических» изданий — не только полностью сохраняет эстетику Серебряного века, но и говорит о несомненном возрастании мастерства автора как художника книги. Демонстрируя тематическое своеобразие кавказского периода творчества Е.Е. Лансере, она одновременно убедительно говорит о его реалистических исканиях. «С годами перехожу от сюжета к самой вещи... к портрету — хочу, вглядевшись, понять форму, цвет», — записал художник в своем дневнике 19 июня.

Впоследствии у мастера было несколько проектов изданий с собственным текстом и иллюстрациями (например, книги о Сванетии в 1935-1937 годах), но «турецкая» осталась единственной опубликованной. «О, ты, Ангора, знаменитая отныне в истории», — этой надписью завершается книга.