Дневник одного пространства

Дневник одного пространства

Выставка организована галереей «Г.О.С.Т.» в рамках проекта «Музей графики». На выставке представлены работы Николая Андриевича (род. в 1944), Бориса Кочейшвили (род. в 1940), Валерия Орлова (род. в 1946), Юлия Перевезенцева (род. в 1938), отражающие актуальные графические тенденции последних четырех десятилетий и находящиеся сегодня в пространстве отточено выразительного и остро индивидуального художественного высказывания.

До сегодняшнего тотального наступления вербального автоматизма дневник принято было воспринимать как нечто интимное, камерное, фиксирующее интерес к внутреннему миру личности. Дневник рассматривался как одна из форм самонаблюдения на фоне событий современной действительности. Это было во времена бережного отношения к слову.

Времена те давно канули в лету, а сам дневник как ежедневный фиксирующий экзерсиз, повествующий о событиях дня, о переживаниях и впечатлениях, актуален теперь, лишь когда он доступен миллионам. Его основная составляющая — чернила и бумага — становится неким анахронизмом. Но, разрушившись в слове, дневник воскрес в образе. Дневником стал рисунок.

Такие дневники бывают разными. Бывают дневники-автобиографии, как у Валерия Орлова, дневники-фантасмагории, как у Юлия Перевезенцева, дневники-мемуары, как у Бориса Кочейшвили, дневники-ежедневники, как у Николая Андриевича.

Повседневные листы Николая Андриевича намеренно лишены украшательства, они повествуют нам о ежедневной рутине, о бытовых предметах, нас окружающих, мы заглядываем в них, как заглядывают в календарь-ежедневник, чтобы уточнить расписание или свериться с датой.

В листах-мемуарах Бориса Кочейшвили аллитерация, напротив, несет орнаментально-декоративную функцию. Читать его дневник – сплошное удовольствие, он изобилует приключениями и интригами, прекрасными дамами и благородными миннезингерами, фантастическими городами и одинокими путниками; дневник искрится интересом к жизни, он остроумен и познавателен. Хотя листы Бориса Кочейшвили относятся к разным периодам его творчества, их интересней читать подряд, как мы читаем книгу, главу за главой, и наличие временного интервала позволяет взглянуть на жизнь автора как на единое целое. Фантастичность сюжета роднит с Кочейшвили творчество Юлия Перевезенцева, но если фантазии Кочейшвили легки и приятны, то фантасмагории Перевезенцева наделены глубоким внутренним драматизмом. Дневник Юлия Перевезенцева скорее отвечает всем характеристикам «закрытого» романа, где сюжет предельно сосредоточен на жизни одного человека, а потому глубоко психологичен.

В рисунках Валерия Орлова автобиографизм обдуманно сочетается с широтой наблюдений автора и его размышлениями о жизни. Орлову свойственно оглядываться назад, но рефлексирующий процесс обращен внутрь себя, вглубь собственных переживаний и впечатлений. Натура, отодвинутая в глубь пространства, сперва полностью ослепленная белизной листа, начинает отчетливо проступать на поверхности, словно возвращаясь, как давно забытое и вновь обретенное воспоминание, и автор снова отправляется по следам утраченного времени.

Сейчас, когда определяющей художественной стратегией является скандал, а произведением искусства принято считать «сакральный художественный акт», даже если актом этим является банальная покупка пачки сигарет в соседнем киоске; когда искусство «практикуют», а не творят, когда все слились в вечном «экстазе говорения», очень хочется тишины. Художники Николай Андриевич, Борис Кочейшвили, Юлий Перевезенцев и Валерий Орлов немногословны, и в этом бережном отношении к пластическому Слову и состоит их главное обретение.