«Недостает только живых человечиков…»

Весной 1911 года московские газеты поместили объявление: «Нащокинский домик в литературно-художественном кружке (Большая Дмитровка). Выставка открыта от 10 до 5 ч. дня. Плата за вход 50 к.»

Затем появились и рецензии. «Русские ведомости» сообщали: «Модель представляет, несомненно, большой интерес. Представляя точную копию домашней обстановки зажиточного дома, комната Пушкина имеет, конечно, особую ценность <…> Выставка продолжится до Пасхи. С. Голяшкин желает продать ценную реликвию в какой-либо из музеев».

Москвичи устремились на Б.Дмитровку. Это походило на паломничество к дому Павла Воиновича Нащокина в тридцатые годы XIX столетия, удививившего Москву в очередной раз. Наследник громадного родового имения, гвардейский кавалерийский офицер, принятый в лучшем обществе, Нащокин смолоду возбуждал интерес и симпатии многих, удивляя и обстановкою квартир, и рысаками, и экипажами, выписанными прямо из Вены, и вечерами, собиравшими литераторов, художников, артистов. Среди близких знакомых Нащокина был поэт Е.А. Баратынский, актер Малого театра М.С. Щепкин, критик В.Г. Белинский, композитор и театральный деятель А.Н. Верстовский, композитор граф М.Ю. Вильегорский, профессор истории Московского университета М.П. Погодин, поэт В.А. Жуковский, тянувшиеся к веселому, открытому, доброму, верному, преданному в дружбе, безудержному до безрассудства в любви человеку. По словам Н.В. Гоголя, посвятившего другу несколько глав во втором томе «Мертвых душ», Нащокин, промотавший состояние, безрасчетно и шумно проведший молодость, не потерялся ни разу душой, не изменил ни разу ее благородным движениям.

А.С. Пушкин, приезжая в Москву, почти всегда останавливался у Павла Воиновича. Поэт писал Наталье Николаевне о друге: «Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякой кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного – что делать?» . Именно тогда, в тридцатые годы, переросло в искреннюю дружбу их давнее лицейское знакомство (в Благородном пансионе при Царскосельском Лицее вместе с Павлом учился младший брат будущего поэта Левушка). Бесчисленных друзей, приятелей и почитателей Нащокин любил дивить всяческими затеями и фантазиями. Оригинальное, необычное вызывало у него прилив азарта и немедленно воплощалось в жизнь. Без сомнения, он знал о традиции создания миниатюрных домов, дворцов и даже городов, наполненных копиями предметов, существовавшей в Европе с конца XVII–начала XVIII столетия. Во времена царствования Петра Первого обычай пришел и в Россию. (В Петергофе находится приказной дом, подаренный в 1848 году императором Николаем I супруге Александре Федоровне). Как только у Нащокина появились приличные средства, (на протяжении жизни ему довелось несколько раз получать наследства и разоряться), он приступил к созданию своего «Маленького домика».

Оригинальность замысла заключалась в изготовлении всех вещей, находившихся в его доме. «Неизвестно, какую именно квартиру воссоздавал Нащокин, за годы работы над моделью он несколько раз переезжал . Возможно, что Нащокин задумал воспроизвести богатый дворянский особняк, типичный для эпохи 1820-1830 годов» . Павел Воинович стал обращаться к мастерам – русским и иностранным – с вызывающей недоумение просьбой: изготовить «настоящие» предметы, отличающиеся от подлинных лишь размерами. Мебель заказал известному петербургскому мастеру Гамбсу; обеденный сервиз предложил изготовить умельцам фарфорового завода Попова; ботфорты попросил сшить самого модного сапожника Пеля; рояль на семь с половиной октав уговорил сделать знаменитого Вирта, запросившего вознаграждение как за настоящий – полторы тысячи рублей. И вот Павлу Воиновичу стали доставлять мебель, посуду, часы, «картины» (раскрашенные литографии, вставленные в золоченые рамы). И наконец вещи разместили в футляре красного дерева с застекленными сторонами . В первом этаже устроили «кабинет Нащокина», «Пушкинскую комнату», спальню, будуар, детскую, столовую, гостиную, буфетную, переднюю, во втором – залу, в подвальном – кухню, людскую, прачечную, сундучную, кладовые, и даже «погреб, в котором в открытых ящиках хранились всевозможные дорогие вина, укупоренные за границей» . «…Каждая вещица, несмотря на всю свою миниатюрность, вполне отвечала ее назначению: лампы можно было зажигать, на карточных столиках хоть сейчас играй в бостон (были приготовлены даже соответствующие мелки, карты и щеточки), а в кухонной посуде этого домика можно было готовить на кухонной же плите, которая растапливалась кукольными дровами. <…> До каких мелочей эта модель соответствовала оригиналу – можно видеть из того, что не были забыты даже седла (за одно из таких седел Нащокин заплатил мастеру 50 рублей), лакейские шляпы, шахматы, курительные трубки, счеты, даже очки самого Нащокина с футляром. И все опять-таки в крошечном виде, тонкой работы, не бутафорское, а такое, что вполне соответствовало своему назначению».

Пушкин писал Наталье Николаевне в Петербург: «Дом его (помнишь) отделывается; что за подсвечники, что за сервиз! он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха» . «С Нащокиным вижусь всякой день. У него в домике был пир: подали на стол мышенка в сметане под хреном в виде поросенка. Жаль не было гостей» . «Домик Нащокина доведен до совершенства – недостает только живых человечиков. Как бы Маша им радовалась!» . («Недостает только живых человечиков»… Обратим внимание на эти слова, чтобы вернуться к ним позднее).

В 1832 году Пушкин сообщил: «…По своей духовной домик этот отказывает он тебе» . Павел Воинович отлично понимал, что созданное по его воле «остановившееся мгновение» впоследствии станет вещественным миром, по которому потомки смогут представить обстановку, окружавшую его знаменитого друга, а потому решил доверить сокровище семье Пушкиных. Но… дорогие причуды и карточная игра между тем разоряли Нащокина. Семья распродавала то коллекцию золотых и серебряных монет и медалей, то дорогое собрание редкого оружия, то венские экипажи. И настал момент «крайних обстоятельств», когда пришлось обратиться к М.П. Погодину: «…Возьмите обеспечение, мне легче будет – у меня есть две вещи одна в десяти тысячах <…> другая мне стоит (40 т.) и я никуды не могу поставить кроме как к приятелю (это мой Маленький домик)» . Погодин мольбе не внял. Павел Воинович вынужден был за 6000 рублей заложить «домик» другому заимодавцу, нотариусу Пирогову , выкупить уже не смог. Пирогов продал его владельцу магазина редкостей и древностей Г.Волкову. Там модель стояла, по выражению П.И. Бартенева, «многие годы по кончине Нащокина» – не находился покупатель «редкой, царственной, трудно сбываемой игрушки» . Наследники Волкова пожертвовали «домик» одному из московских приютов, предложив продать, а вырученные деньги потратить на стипендии для престарелых больных. К счастью, «один московский антикварий <…> купил у приюта, что осталось от коллекции, и затем разыскал и выкупил из частных рук отдельные предметы. Но антикварий не сумел использовать своей ценной покупки, и она лежала у него в ящиках» . Затем «домик» попал в магазин И. М. Родионова . В 1889 году модель демонстрировали в аукционном зале Москвы, а в 1904-м она оказалась в Киеве в антикварном магазине Р.Э. Когана . Ему американцы предлагали за реликвию большие деньги, но он не осмелился продать ее за границу. К началу XX века «домик» оказался, по одним сведениям – у антиквара, по другим – у старьевщика. В Луге под Петербургом его и обнаружил художник С.А. Галяшкин, и вместе с братом выкупил . По словам А.И. Куприна, «какой-то внимательный поклонник светлой памяти Пушкина нашел наконец знаменитый Нащокинский домик…» . Разыскав некоторые недостающие предметы, заменив утраченные, Сергей Александрович поместил их в двухэтажный дом-футляр и весной 1910 года экспонировал «домик Нащокина» в Петербурге и в Царском Селе, где проходили торжества в связи с двухсотлетием пригорода. «В Академии наук открылась оригинальная выставка. Художник Галяшкин выставил своеобразный памятник литературной московской старины. Это необыкновенно замечательная в художественном отношении и интересная в историческом смысле модель особняка…» . «...В течение недели выставлена для обозрения публики редкая модель московского дома богача Нащокина <...> Самою любо¬пытною в домике является модель кабинета А.С. Пушкина. У стола стоит фигурка Пушкина. Он как бы декламирует стихи...».

Тогда же по его заказу «Фото и типография Дрессмера» изготовила превосходного качества фототипии, альбом и такие же почтовые открытки. На них были изображены фасад «Нащокинского домика» на выставке в Академии наук, интерьеры комнат, скульптурный портрет Пушкина; на одной уст¬роитель выставок запечатлел и себя: в конференц-зале Академии наук с «Нащокинским домиком» и бюстом А.С. Пушкина работы И.П. Витали. Но, несмотря на внимание царствующих особ и общественности, надежды Галяшкина на покупку государством реликвии угасали.
Тогда он показал «домик» москвичам. Наряду с вещицами интерес публики вызвали и раскрашенные гипсовые фигуры, заполнявшие комнаты.
Газеты писали: «…Крупное литературно-историческое значение этой модели в тех человеческих фигурках, которые в ней имеются. Вот кабинет. В нем великий русский гений Пушкин читает свои стихи. Его слушает кружок друзей. Дальше, в углу, сидит, охватив колени, Гоголь. В гостиной у рояля – девушка, а рядом поет цыганка Оленька. Лица Гоголя, Пушкина, Нащокина переданы с поразительным сходством. Имеются еще человеческие статуэтки: повар, лакей и прислуга. Все это отделано с большой тщательностью».

«Наряду со множеством самого разнообразного народа, постоянно бывали в нем лучшие писатели того времени. Вот посмотрите, они и сейчас все здесь. Хозяин, хозяйка, Оленька, бывшая цыганская певица; какие-то два гостя, беззаботные насчет литературы, заигравшиеся на бильярде в то время, как в одной из след. комнат Пушкин читает Гоголю и кн. Шаликову своего «Бориса». <…> И среди всей этой обстановки, среди бильярдов, книжных и буфетных шкафов, сервизов, трубок, погребцов и проч., и проч., – фигуры обитателей домика <…> кажется работы такого-то. <…> Ах как жаль, что только кажется! Эти фигуры так хороши и так художественны , – писал некий восторженный литератор, – А фигура Пушкина, – насколько она лучше той чугунной куклы, которая поставлена Пушкину в Петербурге под видом памятника. Если бы не несколько деревянная правая рука, это – вещь большой художественной ценности. Думается, что она не осталась без влияния на наших художников, воспроизводивших потом фигуру поэта».

Но кто же изготовил гипсовые статуэтки? В 1904 году составитель рекламного сообщения необоснованно измыслил: «В довершение всего Нащокин поместил в домике гипсовые фигуры своих обычных гостей, лакеев, повара <…> и самого себя. И опять-таки каждая из этих фигур до мельчайших подробностей напоминает оригинал». На самом деле это не соответствует реальности. Фигуры привнесены позднее, когда «Маленький домик» уже не принадлежал Павлу Воиновичу. На это указывает манера исполнения и несоответствие костюмов модам 1830-х годов. Кроме того, изготовление «Маленького домика» заканчивали, когда Нащокин обзавелся семьей, а он никогда не позволил бы себе при жене Вере Александровне изобразить бывшую подругу Ольгу. Напомним и слова Пушкина: «недостает только живых человечиков». Они толковались исследователями как свидетельство отсутствия фигурок при жизни поэта. Однако с точки зрения автора публикации они бесспорно означают: «домик» столь совершенен, реален, подлинен, что в нем могли бы обитать живые человечки-лилипуты, а не застывшие персонажи.

По мнению Г.И. Назаровой: «как бы во исполнение слов Пушкина о том, что в домике «недостает только живых человечиков», Галяшкин поместил в нем гипсовые фигуры. Наивная попытка художника оживить домик с помощью кукол потерпела неудачу. Фигуры, вылепленные каким-то посредственным скульптором, не выдержали конкуренции и даже просто соседства с ювелирно сделанными вещами. Несмотря на дисгармонию, внесенную куклами, выставка вызвала множество восторженных откликов» . Данный вариант, по-видимому, также нереален. По меньшей мере за шесть лет до покупки С.А. Галяшкиным «домика», (в момент появления упомянутой информации 1904 года), в нем уже находились гипсовые изображения.

Обратим внимание и на фрагмент прошения С.А. Галяшкина, поданного в Управление Императорскими фарфоровым и стеклянным заводами, где ему изготовили три фарфоровые статуэтки А.С. Пушкина: «Настоящая фигурка взята из старинной модели Нащокинского домика». То есть, к художнику «домик» попал с фигурами . Тогда механически отпадает и бытующая версия, что фигуры могли быть выполнены самим Галяшкиным, живописцем и скульптором.

Две фарфоровые статуэтки (из трех, заказанных Галяшкиным), находятся во Всероссийском музее А.С. Пушкина. Каждая из них, проделав свой путь, оказалась там, где и надлежит быть, рядом с «домиком Нащокина». Ко дну одной, поступившей из Государственного исторического музея в 1938 году, приклеена бумажная марка «Собрание Н.М. Миронова» . Коллекционер Николай Михайлович Миронов, наследник крупного фабриканта, был членом попечительского совета Театрального музея им. А.А. Бахрушина. О нем вспоминал Ю.А. Бахрушин: «Хорошо образованный и прекрасно воспитанный, он рано увлекся отечественной стариной и коллекционировал красивые вещи, отдавая предпочтение фарфору» . Страдая тяжелым наследственным недугом, он рано умер, «оставив свои прекрасные коллекции какому-то из московских музеев». Действительно, огромный темно-вишневый альбом «Инвентарь коллекциямъ императорскаго российскаго историческаго музея» на 115 странице хранит запись: «№ 6. 1917/28 сент. 50658 <…> Русский фар. № 39. Пушкин А.С. в рост, стоящий у камина с тетрадью в руке, на которой написано «Борис Годунов». Фарф. Имп. Завод. 1910 год. Выдано Акт № 46 от 5/VII 1938».

Вторая статуэтка, вероятно та, о которой сообщал в Союз советских писателей брат С.А. Галяшкина Яков Александрович в 1948 году . «…Судьба одной из этих копий, подаренных нами «Литературно-художественному кружку», мне неизвестна: по-видимому, она погибла, насколько мне известно». К счастью, он ошибся.

«Сохранившаяся у меня копия является уникальной и представляет для почитателей Пушкина несомненный интерес», упомянул он и третью статуэтку. Именно ее купил у него писатель В.Г. Лидин, а история приобретения легла в основу рассказа «Домик Нащокина». Недавно статуэтка стала собственностью Музея А.С. Пушкина на Пречистенке. В 2001 году ее выставили в галерее «Дом Нащокина» к 200-летию Павла Воиновича.

Итак, фигурками «домик» «заселили» не Нащокин и не Галяшкин. Тогда кто же? Кто он «какой-то посредственный скульптор», по выражению Г.И. Назаровой? Этот вопрос издавна занимал исследователей. По мнению автора настоящей публикации наиболее вероятный ответ на него существует. В середине XIX века в магазине Беггрова появились статуэтки и карикатурные бюсты известных деятелей литературы и искусства, в которых юмористический элемент сочетался с замечательным портретным сходством Глинки, Брюллова, Кукольника, кн. Вяземского, Каратыгина, кн. Одоевского, Греча, Булгарина, гр. Соллогуба, Краевского, Панаева, Щепкина, Айвазовского, Григоровича, Бенедиктова, Белинского, Гончарова, Дружинина, Некрасова и других деятелей литературы и искусства. Общее число статуэток достигало восьмидесяти. Их раскупали нарасхват, и скоро они распространились не только в Петербурге и Москве, но и в провинции . Спрос на них столь возрос, что их автор Николай Александрович Степанов устроил особую мастерскую и нанял формовщиков. Статуэтки делал из воска, формовщики отливали их из гипса, затем фигурки раскрашивали. «В 1850 годах Степановым было вылеплено до 40 небольших бюстов, в четверть натуральной величины (некарикатурных) – Суворова, Жуковского, Пушкина, Брюллова, Глинки и других русских деятелей, но они расходились значительно туже. Иногда Степанов принимал заказы и на бюсты в натуральную величину».

К сожалению, имя Н.А. Степанова сегодня незаслуженно забыто, а ведь этот талантливый человек в свое время считался основателем русской политической карикатуры . Ею он увлекся находясь на службе в Сибири, где произвол и беззакония местной жизни давали богатую пищу для подобного творчества. Позднее в Петербурге его общение с М.И. Глинкой, К.П. Брюлловым и Н.В. Кукольником пробуждало блестящие и остроумные импровизации. (На своего друга композитора Глинку Степанов исполнил около пятидесяти карикатур). Выйдя в отставку впервые публично выступил в «Ералаше» (в 1848 году) и почти одновременно – в «Иллюстрированном альманахе» «Современника». Вместе с зятем композитором А.С. Даргомыжским он «затеял» «Музыкальный альбом» с карикатурами. С 1859 года с поэтом В.С. Курочкиным издавал «Искру», с 1865-го – «Будильник». «Хотя Степанов имел довольно значительных предшественников, но он первый сделал карикатуру необходимым элементом нашей общественной жизни и своими «Искрою» и «Будильником» вызвал целую серию карикатурно-юмористических изданий».

Все приведенное позволяет выдвинуть реальную гипотезу, что в «Нащокинском домике» находятся статуэтки, выполненные Н.А. Степановым. Можно предположить, что Николай Александрович сам предложил преходящим обладателям коллекции изготовить фигуры; возможно кто-то третий объединил персонажи в среде «дома Нащокина», но все-таки не без участия Степанова, ибо фигуры не просто поставлены, они «существовали» в разнообразных позах, то есть изготовлены для «домика». Пусть они не соответствовали по стилю и качеству исполнения вещам из коллекции, но сколь трогательно желание их создателя или временного владельца «населить» персонажами миниатюрное жилище.

«Кукольный домик» стоил Нащокину сорок тысяч рублей ассигнациями (цена порядочной деревни с крестьянами). Но разве только деньгами измеряется значимость чего бы то ни было? Ныне по числу сохранившихся предметов (611) он не превосходит другие модели, но зато в нем столько предметов пушкинского времени, какого нет ни в одном историко-бытовом или литературно-мемориальном музее. И если бы на свете не обитали «чудаки и оригиналы», подобные П.В. Нащокину, С.А. Галяшкину и иже с ними, разве мог явиться на свет «Нащокинский домик» – диковина с тернистой и неразгаданной до конца историей, «волшебство, которое в то время, когда не было ни фотографии, ни кинематографов, остановило мгновение»?