Загадочный Бакалович

Творчество Бакаловича, как и многих других художников, поляков по происхождению (Г.Семирадского, В.Котарбинского, С.Хлебовского, И.Миодушевского), учившихся в петербургской Академии художеств, стало частью искусства интернационального салонного академизма ХIХ века. Круг авторов – приверженцев этого направления, долгое время находился на периферии исследовательских интересов нашего искусствознания. Как известно, основное внимание было обращено на мастеров так называемого демократического реализма. При очевидном численном преобладании в культуре ХIХ столетия академического и салонного искусства, степень его фактической изученности и концептуальной разработанности значительно отставала и отстает от уровня исследованности искусства передвижнического круга, что создает однобокую, искаженную картину художественного процесса. Правда, в конце 1990-х ситуация стала меняться: появилась серия монографических исследований о творчестве Г.Семирадского. К.Маковского, Т.Неффа, С.Зарянко, Ф.Моллера, обращенных к материалу академической и салонной живописи ХIХ века. Новая экспозиция Третьяковской галереи, открывшаяся после реконструкции в 1995 году, включила в себя три зала академического искусства – зал академического пейзажа, два зала исторической и жанровой живописи. В сегодняшней экспозиции Государственного Русского музея также значительно расширен показ академического и салонного искусства. В 2001 году в Таллинне прошла монографическая выставка работ И.Келера-Вилианди, в 2002 году во Львове – выставка Г.Семирадского, в 2003-м в Риге и Перми были организованы экспозиции, посвященные академизму. В настоящее время в Третьяковской галерее идет работа над крупным выставочным проектом «Пленники красоты», призванным показать русское академическое и салонное искусство 1840-х–1910-х годов. Осуществление этого выставочного проекта планируется на октябрь 2004 года. В 2005 году в Перми готовится выставка братьев Павла и Александра Сведомских, в Талине – Т.Неффа. И все же пока немногие из художников салонно-академического круга удостоились монографий, их наследие не собрано, биографические сведения далеко неполны. Поэтому появление на антикварном рынке новых неизвестных и нетипичных работ представляет трудности атрибуционного характера.

В прошлом году на экспертизу в Государственную Третьяковскую галерею пришла картина с предположительным авторством С.В.Бакаловича (1857–1947) и условным названием «Пир Мидаса» (х., м. 86,7х111,5. Справа внизу подпись: С.Бакалович). Первое впечатление настораживало. Произведение явно выпадало из ряда известных работ Бакаловича 1880-х–1900-х годов. Сюжет, стилистические особенности, начертание подписи – все вызывало сомнения и не вязалось с привычными представлениями об этом художнике.

Стилистически и технологически экспертируемая работа отличается от выдержанных в стиле академического классицизма рафинированных «сцен из античной жизни» С.В. Бакаловича, таких как «В приемной у Мецената» (1890, ГТГ), «Вопрос и ответ» (1900, ГРМ), «Девушка, кормящая голубей» (1903, частное собрание, Москва) и др. «Фирменные» признаки манеры Бакаловича – наличие четкого карандашного рисунка под живопись, выверенность композиционного решения, светлый колорит – здесь отсутствуют. Более темный колорит, насыщенность фигурами и деталями, черты натурализма в изображении стоящего старика с седой бородой слева в сочетании с патетикой жеста в духе академических программ, элементы бытового жанра, введенные в композицию, – весь этот сложный стилевой сплав реализма, специфического барочного «веризма» и академизма побуждал искать автора картины скорее среди немецких или чешских художников второй половины ХIХ века.

Однако проанализировав около двадцати подписей художника на произведениях разного времени, мы нашли автограф, совпавший по начертанию с автографом на нашей загадочной картине. Он оказался идентичен подписи на картине «Римский поэт Катулл, читающий друзьям свои произведения» (1885, ГТГ). Это заставило с большим доверием отнестись к возможному авторству С.В. Бакаловича. Подробные технологические исследования (сравнительный анализ рентгенограмм, анализ фактуры на основе детального сравнения макрофотографий, изучение картины в инфракрасном спектре) позволили обнаружить сходные принципы в изображении дальних пейзажных планов и почвы, золотых браслетов с драгоценными камнями, складок одежды. Наиболее убедительные аналогии были обнаружены в произведениях Бакаловича первой половины 1880-х годов: «Весна» (1884, частное собрание, Москва), «Римский поэт Катулл, читающий друзьям свои произведения» (1885, ГТГ) и ряде других.

Оставалось неясным, когда, при каких обстоятельствах Бакалович мог написать столь необычное произведение. Углубление в творческую биографию С.В. Бакаловича позволило выдвинуть версию о возможной датировки нашей картины. Известно, что в 1881 году, после окончания Императорской Академии художеств, Бакалович приехал в Краков, где работал над сюжетом из истории войны Литвы с Тевтонским орденом, пользуясь советами знаменитого польского художника Яна Матейко. В настоящий момент мы не располагаем сведениями об этой картине, но вполне возможно, что наша загадочная работа была написана тогда же.

Ошибочность названия – «Пир Мидаса», с которым картина поступила на экспертизу в Третьяковскую галерею, была очевидна сразу. Многие детали композиции (в частности – «рогатые» шлемы) отсылали к кругу сюжетов из германо-скандинавской мифологии. Можно предположить, что сюжет картины связан с культом бога Одина – главного божества германо-скандинавской мифологии. На это указывает, в частности, копье у дерева справа (символ военной власти и военной магии, постоянный атрибут Одина, а также намек на легенду о возникновении смерти от копья и первом ритуальном жертвоприношении – убийстве юного бога Бальдра, сына Одина). Сова справа – символ мудрости (Один – воплощение не только власти, магических сил, но и мудрости). Справа изображены три женщины разного возраста – вероятно, норны, плетущие нити человеческих судеб. Своеобразным фоном для сцены пира служит огромное дерево с раскрытым дуплом, возможно – мировое древо, составляющее основу вертикальной космической проекции в данной мифологичнской системе. Оно связывает землю (Мидгард), где живут люди, с небом (Асгард), где находятся боги и где помещается своеобразный «рай» для павших воинов – Вальхалла, а также с подземным миром, где находится царство мертвых – Хель. Когда нарушаются обеты и моральные нормы, мировое древо содрогается.

Популяризации германо-скандинавского эпоса во второй половине ХIХ века в Европе способствовала оперная тетралогия Р.Вагнера «Кольцо Нибилунга» («Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид», «Гибель богов»). Для русского искусства этот круг сюжетов достаточно экзотичен. Примеры обращения к германо-скандинавской мифологии в отечественном искусстве немногочисленны. Один из них – злополучный академический конкурс 1863 года, во время которого художникам был предложен сюжет «Пир в Валгалле». Конкурс закончился «Бунтом 14-ти» – демонстративным отказом четырнадцати выпускников петербургской Академии художеств бороться за Большую золотую медаль и право на пенсионерскую поездку за границу.

Оказавшись в Риме в 1883 году, художник сосредоточился в основном на сюжетах из истории античного Рима, что повлекло за собой кардинальные изменения его художественного языка. Это лишний раз подтверждает факт, что в то время, когда жил и работал Бакалович, то есть в эпоху историзма или эклектики, художники, в зависимости от избранного сюжета использовали тот или иной язык, ту или иную стилевую систему. Примеров такой стилистической «мимикрии» можно привести много. Так, В.Якоби – автор одновременно сурового аскетичного социального полотна «Привал арестантов» (1861) и пестрой, «шумной», написанной в духе «второго рококо» картины «Шуты при дворе Анны Иоанновны» (1872). Полистилизм языка художников второй половины ХIХ века создает дополнительные трудности для экспертов.

Обнаружение неизвестной ранней работы С.В.Бакаловича расширяет наши представления о стилистическом диапазоне творчества художника, восполняет знания о его творческой эволюции. Роль многих персонажей картины Бакаловича пока неясна, предложенное нами название «Пир Одина» в значительной мере условно. Возможно, публикация этого ранее не известного произведения поможет в дальнейшем уточнить сюжет и историю создания картины.