Свидание с юностью

8 октября 1992 года в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина открылась выставка к столетию со дня рождения М.И. Цветаевой. В этот день моя мама, Тамара Аркадьевна Истратова, повела в Белый зал свою подругу – Ирину Борисовну Соколову, приехавшую из Брюсселя в Москву. В экспозиции были представлены работы Р.Р. Фалька, чья жизнь и творчество, были связаны с Францией (1). Ирина Борисовна издалека узнала парижский пейзаж и рассказала, что в 1930-е годы была близко знакома с художником по Парижу, где он написал два ее портрета.

Бельгийская гостья уехала в Петербург, а мама принялась расспрашивать искусствоведов и музейщиков. По совету Дмитрия Владимировича Сарабьянова, автора монографии о творчестве Фалька, в поисках подробно описанных Соколовой холстов она обратилась к научному сотруднику Третьяковской галереи Юлии Диденко (2), готовившей каталог персональной выставки художника (3). Та указала местонахождение портретов: «Девушка, лежащая на тахте» оказалась в Кыргызском музее изобразительных искусств (г. Бишкек), а «Девушка с попугаем» – в Донецком художественном музее (оба приобретения были сделаны у вдовы художника А.В. Щекин-Кротовой). Таким образом, сегодня атрибуция двух женских портретов 1930-х годов, основанная на личном свидетельстве И.Б. Соколовой, ее письмах и фотографиях, может считаться совершенно бесспорной. Модель мастера наконец обрела «земные приметы», и о ней – наш рассказ.

Ирина Борисовна Агапьева-Соколова провела детские годы в Асхабаде (Ашгабаде), центре Закаспийской губернии, где ее отец, Борис Николаевич Агапьев, был главным врачом и хирургом Железнодорожной больницы и больницы Красного Креста. У Агапьевых был большой дом, сад, широкий круг друзей. Душою дома была мама, Зинаида Емельяновна. Ирина и ее сестры Таня и Женя росли живыми, веселыми девочками. Каждый год семья выезжала и на Кавказ, где родился Борис Николаевич, и в Москву. В памяти Ирины Борисовны сохранилась череда ярких событий: семейные праздники, именины, Рождество, Пасха, пикники, прогулки по горам... Ирина Борисовна рассказывает: «До войны и революции, – а я очень хорошо помню себя уже с трех–четырех лет, – жизнь в России мне виделась привольной, радостной, полной света и счастья».

В 1918 году все рухнуло. Начались аресты. Рабочие успели предупредить известного в городе врача, уважаемого человека о том, что ему грозит опасность. В январе Агапьевы бежали в Персию. Профессиональная жизнь доктора Агапьева сложилась здесь успешно – как практикующий хирург он проработал почти тридцать лет.
. Когда сестрам подошло время получать высшее образование, их послали во Францию. Ирина поступила в парижскую Школу декоративных искусств, с которой были связаны имена Э. Виолле-ле-Дюка, Ш. Гарнье, О. Родена, А. Марке, А. Матисса.

«Это был, вероятно, 1929 год. Я жила и училась в Париже, – говорит Ирина Борисовна. – Нэпу пришел конец, но иногда еще со скрипом выпускали людей за границу. Так и Роберт Рафаилович Фальк сумел выбраться в Париж из Москвы, где трудно становилось дышать художнику. Моя тетушка, сестра папы, Наталья Николаевна Агапьева (4) в молодости училась вместе с Робертом Рафаиловичем в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Они были друзьями. Именно Фальк познакомил тетушку с Иваном Ивановичем Захаровым (5), за которого она впоследствии вышла замуж. Действительно, в 1928 году, уже будучи деканом живописного факультета ВХУТЕИНа, Фальк получил командировку во Францию. В Париже ему предстояло прожить десять долгих лет.

Ирина Борисовна так описывает свое знакомство с художником: «Тетя Наташа дала ему письмо ко мне и подарки. Я тогда только что вышла из клиники после операции аппендицита. По рекомендации врача я должна была еще полеживать в течение двух недель. И когда Роберт Рафаилович пришел, я лежала, в домашнем жакетике и голубых домашних туфельках. Мы сразу почувствовали симпатию и интерес друг к другу. Прощаясь, Фальк попросил меня позировать ему в той же самой позе. Так как я не могла еще выходить, это и было осуществлено. В результате получилось полотно – довольно большое, может быть, метр двадцать на метр (6). Думаю, что это не портрет, а, скорее, картина с изображением лежащей модели. Она была выставлена в Salon d’automne, мне кажется, в 1930 году, и имела очень хорошую прессу» (7).

Ирина Борисовна предоставила мне для публикации редкий снимок из своего собрания. «Посылаю Вам фотографию, снятую в том году, когда я познакомилась с Робертом Рафаиловичем, – пишет она. – Я сижу на диване, на фоне туркменского ковра, – на том самом диване, где позировала для моего первого портрета, и в том самом вышитом жакетике» (8).

Встречи с Фальком оказались несравненно весомее и важнее, чем занятия в Школе декоративных искусств. «Роберт Рафаилович был многосторонним человеком; он знал и любил не только живопись, но и поэзию, и музыку, и литературу и умел говорить о них, умел научить видеть» (9). Творец, отрицавший «схему, произвол», безусловно, повлиял на Ирину и в человеческом, и в профессиональном отношении: она по-иному взглянула на окружающий мир. Новое, таинственное значение приобрели маленькие улочки города, скромные дома и самые незатейливые вещи, в том числе и увиденные на развалах парижских рынков. Возобновились сеансы – девушка терпеливо позировала. «Вскоре Роберт Рафаилович написал другой мой портрет, – подтвердила Ирина Борисовна, – на нем я сижу и держу в руках попугайчика из papier mache, ярко раскрашенного и купленного на foire» (10).

Историю создания портрета Ирина Борисовна поведала во время последнего приезда в Россию, тринадцать лет назад: «Я пришла к Роберту Рафаиловичу. На мне был красный с синим пуловер – это тогда было очень модно. Ему это понравилось, и он сказал: «А если бы я написал Ваш портрет в этом пуловере?», усадил меня на такой высокий стул и стал менять позы. Потом его взгляд упал на попугайчика из папье-маше... Тот был красно-зеленый, какой-то очень ярко раскрашенный. Фальк этого попугайчика схватил, дал мне в руки. Я взяла птичку, он нашел, что это получилось хорошо, и начал меня писать. Он довольно быстро закончил этот портрет, было всего несколько сеансов, и холст мне очень понравился» (11).

Ирина продолжала видеться с Р.Р. Фальком, они вместе ходили на выставки, в музеи. Художник много рассказывал о себе, о Москве, о семье родителей, происходившей из Прибалтики, о второй жене – дочери К. С. Станиславского (12) – и о дочке Кирилле (13). К Фальку приехал семнадцатилетний сын Валерий (14) (от первого брака) (15), и по просьбе отца Ирина с удовольствием принялась показывать юноше Париж, Лувр... Валерий был необыкновенно талантлив. Роберт Рафаилович говорил, что он рисовал, «как Бог». Ирина видела лишь несколько карандашных рисунков – но поразительных, сразу видна была фамильная одаренность.

Русский Париж в конце 20-х – начале 30-х годов – в эпоху «вольного зарубежья», по выражению В. Набокова, – был столь блестящ, что многие из тех, кому пришлось уехать из России, жили «в вещественной нищете и духовной неге», словно не замечая самих французов. В столице Франции собирались «сливки» уцелевшей русской культуры – из Москвы, Петербурга, Киева, многих других городов. Ирина Агапьева в то время «вращалась в русском эмигрантском кругу, имела счастье быть знакомой с русскими философами Н.А. Бердяевым, Б.П. Вышеславцевым, Г.П. Федотовым, постоянно бывала на литературных вечерах поэтов и писателей эмиграции» (16).

По свидетельству Ирины Борисовны, Фальк, как советский подданный, не мог себе позволить встречаться с эмигрантами. «У меня он бывал, – соглашается она, – но я, конечно же, никакого официального интереса не представляла. Правда, он просил никого не приглашать вместе с ним и никому не рассказывать о нем. Но я помню точную его фразу: «Я бы хоть под стол залез, чтобы послушать Бердяева!»

Ирина окончила Школу декоративных искусств, вышла замуж за инженера Николая Николаевича Соколова и в апреле 1934 года уехала с ним в Персию, к своим родителям. После отъезда Соколовых из Парижа постоянная связь с Р.Р. Фальком прервалась. Правда, Ирина знала, что художник вернулся в Россию, опасаясь грозившего Европе пожара. «Вокруг – угроза войны и революции, вообще – катастрофических событий», – писала о Франции второй половины 30-х годов М.И. Цветаева (17). Жизнь Фалька впоследствии оказалась сопряженной со многими моральными и материальными трудностями, но эти грустные вести не доходили до друзей. «Когда Фальк уехал в Россию, я не думала, что когда-нибудь увижу этот портрет, потому что тогда опустился железный занавес, и мы ничего, ничего не знали даже о самом художнике... В 1956 году в Париж приезжала первая туристическая группа из Советского Союза, и в этой группе был искусствовед Анатолий Михайлович Кантор, который мне сказал, что Фальк жив, и я тогда написала Фальку письмо и послала с Анатолием Михайловичем в обход официальных каналов» (18).

Большая семья Агапьевых и Соколовых позже переехала из Ирана в Бельгию, где и обосновалась окончательно. В доме Ирины Борисовны неяркое солнце озаряет акварели художника, виды острова Св. Людовика. Смотрю молча – не дает вздохнуть полнота счастья. Как осязаем и свеж в жемчужно-сизых валерах парижский воздух! В памяти вспыхивают строки Верлена:

   О напев дождевой
   На пустых мостовых!
   Неразлучен с тоской    Твой мотив городской!
(19)

Ирина Борисовна продолжает:
«Перед моим отъездом из Парижа Роберт Рафаилович захотел подарить мне на память две акварели. Он разложил на полу мастерской штук сорок и сказал: «Вот, выбирайте две». Долго я выбирала: они были одна лучше другой. Однако в конце концов, после долгих раздумий, я выбрала акварели, которые сопровождают меня всю мою жизнь. В них можно войти и гулять…»

Сейчас Ирине Борисовне Агапьевой-Соколовой девяносто пять лет. Она сохранила твердый характер, ясную голову, способность непредвзято оценивать события. И совсем недавно начала писать воспоминания о былом. Страницы, посвященные родине, конечно же, займут в рукописи немало места. Они, как и беседы Ирины Борисовны со мной, неизменно начинаются с размышлений о России и завершаются словами веры в ее предназначение. Не раз говорила она, что России суждено найти себя, не подражая Западу, что русские люди способны преодолеть сумерки отчуждения, которыми угрожает нам современное общество. Главная мудрость, по убеждению Ирины Борисовны, проста: мы должны хранить любовь к своей великой культуре.

Роберт Рафаилович Фальк не писал манифестов, не создавал школ. Он жил, ибо рисовал и писал. Дыхание жизни на его полотнах и есть русская культура, ее неотъемлемая и бесценная часть.

Примечания

1. На выставке экспонировались две работы Р.Р. Фалька – картина «Париж. Окружная дорога» (1930-е. Х., м. 62х68. Из собрания И.И. Эренбург, Москва) и рисунок «Улица старой Москвы. Лавра» (1921. Б., уголь, 17,5х17,5. Из собрания Государственного литературного музея, Москва). – См.: Марина Цветаева. Поэт и время / Выставка к 100-летию со дня рождения (1892–1992). М., 1992. С. 40, 178, 189.


2. К сожалению, главный знаток творчества Р.Р. Фалька – вдова художника Ангелина Васильевна Щекин-Кротова ушла из жизни в августе 1992 года.


3. Каталог не был издан. Выставка состоялась в феврале – марте 1993 года в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге.
4. Агапьева Наталья Николаевна (1888–1956), художница, член-учредитель общества «Московский салон».


5. Захаров Иван Иванович (1885–1969), художник, член-учредитель общества «Московский салон».


6. Речь идет о картине «Девушка, лежащая на тахте».


7. Письмо к автору статьи. 14.06.2003. Salon d’automne – Осенний салон (Париж).


8. Там же. На обороте фотографии – надпись рукою И.Б. Агапьевой-Соколовой: «14 ноября 1930 г. Paris».


9. Из радиоинтервью И.Б. Соколовой «Сюрприз через 62 года», вышедшего в эфир в ноябре 1992 г. на «Радио России».


10. Письмо к автору статьи. 14.06.2003. Papier mache – папье-маше, foire – ярмарка (фр.).


11. Из радиоинтервью И.Б.Соколовой в ноябре 1992 г.


12. Алексеева Кира Константиновна (1891–1977), художница, жена Р.Р. Фалька в 1920–1922 гг.


13. Барановская (Фальк) Кирилла Романовна (р. 1921), поэт-переводчик, педагог.


14. Фальк Валерий Робертович (1916–1943), художник, погиб на фронте.


15. Первая жена Р.Р. Фалька – Елизавета Сергеевна Потехина (1882–1963), художница, соученица по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества, его жена в 1909–1920 гг.


16. Письмо к автору статьи. 17.09.1996.


17. Цветаева М.И. Письмо к А.А. Тесковой от 15 февраля 1936 г. Собрание сочинений : в 7 т. М., 1994–1995. Т.6. С. 433.


18. Из радиоинтервью И.Б.Соколовой в ноябре 1992 г.


19. Верлен Поль. Лирика. М., 1969. С. 181.

Редакция и автор статьи выражают благодарность Татьяне Николаевне Соколовой, дочери И.Б. Агапьевой-Соколовой, за помощь в подготовке фоторепродукций акварелей Р.Р. Фалька.