«Романтик реализма». Музей И.С. Тургенева в Буживале

Эти строки из «Стихотворений в прозе» прочитываешь и переживаешь заново, когда оказываешься в окрестностях Парижа, в Буживале, в поместье «Ле Френ» — последней обители великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева. Это место стало также зримым свидетельством его не угасшей в течение жизни любви к французской оперной певице Полине Виардо.

Они познакомились в молодости (Тургеневу было 25 лет, Виардо — 22) в Петербурге во время гастролей парижской «Итальянской оперы», директором которой был Луи Виардо — муж Полины (урожденной Гарсиа, происходившей из известной испанской певческой семьи). «Что это был за праздник, идти в оперу, слушать «Севильского цирюльника» и видеть ее в роли Розины! :Театр дрожал от рукоплесканий и браво. Цветы сыпались на сцену, и в этом восторженном всеобщем шуме царица сцены скрывалась за падающим занавесом».

В 1874 году, спустя тридцать лет после их первой встречи, Тургенев делает избраннице своего сердца роскошный подарок — за 158 тысяч франков он покупает 8 гектаров земли от имения «Шоссе», принадлежавшего некогда императрице Жозефине. Красивейшее место на берегу Сены предназначалось для летнего отдыха семьи Виардо. Тургенев назовет поместье «Ясени» (по-французски «Ле Френ») и будет иметь здесь совместно с парком и домом Виардо собственную комфортабельную дачу. Ясени были не единственными деревьями, растущими в парке, но для Тургенева они имели значение особенное, которое писатель объяснил в своем знаменитом романе «Отцы и дети»: «Ясень по-русски очень хорошо назван: ни одно дерево так легко и ясно не сквозит на воздухе, как он».

Представляется, что выбор этого живописного места, возвышающегося над рекой, в водах которой отражаются голубое небо и цветущие сады, раскинувшиеся на берегу, был для Ивана Сергеевича не случайным. Тургенев бесконечно любил природу. Созерцать ее красоту, сочетающую одновременно простоту и величие, было для него жизненной потребностью, источником творческого вдохновения, блаженством. Тургенев не только благоговел перед внешней красотой природы — он понимал душу и силу природы. И поэтому, вероятно, выше других живописцев ценил барбизонцев, сумевших через изображение пейзажа родного края передать теплоту и глубину человеческого чувства. Тургенев имел собственное собрание картин художников барбизонской школы и, если бы не долги, появившиеся при обустройстве в Буживале, вряд ли распродал это собрание.

Несомненно, что буживальский пейзаж оказал свое благотворное, вдохновляющее воздействие на создание целого ряда бессмертных произведений: Тургенева — на философские и психологические миниатюры «Стихотворения в прозе», композитора Ж. Бизе — на полную правды и страсти оперу «Кармен», художника К. Моне — на пронизанную светом и солнцем картину «Сена у Буживаля».

Вслед за Моне и другие художники-импрессионисты, обратившиеся к национальному пейзажу после барбизонцев, облюбуют Буживаль. Они создадут здесь, на пленэре, набережные Сены, ее мостики и пароходы. Сегодня о них напоминают щиты с репродукциями этих произведений, установленные в Буживале на тех местах, где когда-то французские художники создавали свои пейзажные этюды.

Любопытна высказанная Тургеневым мысль о том, какую он избрал бы себе специальность, если бы мог заново начать жизнь: «Я выбрал бы карьеру пейзажиста. Пейзажист не зависит ни от издателя, ни от цензуры, ни от публики; он вполне свободный художник. В природе так много прекрасного, что сюжет всегда для него готов, готов целиком, умей только выбрать его. Расправь свой холст, бери краски и пиши. Лгать тут не нужно». Создавая образ природы пером писателя, а не кистью художника, Тургенев в каждом своем произведении оказывался настолько правдив и красочен, что французский литературовед и искусствовед Ипполит Тэн назвал русского писателя «совершеннейшим из живописцев».

В том же, 1874 году, когда Тургенев покупает «Ясени», И.Е. Репин, находясь в пенсионерской поездке во Франции, получает заказ от П.М. Третьякова на исполнение портрета писателя. В процессе работы над произведением Репин знакомится с «очаровательной испанкой». Впоследствии художник вспоминает: «Однажды утром Иван Сергеевич особенно восторженно объявил мне, чтобы я приготовился: сегодня нас посетит м-м Виардо: Звонок!.. И я не узнал Ивана Сергеевича — он уже был озарен розовым восторгом! Как он помолодел!.. Он бросился к дверям, приветствовал, суетился — куда посадить м-м Виардо! :М-м Виардо, действительно, очаровательная женщина, с нею интересно и весело. На нее не надо было глядеть анфас — лицо было неправильно, но глаза, голос, грация движений!.. Да, это фея была уже высшей породы: Как есть: это уже высшая порода!..«

Восторженные отзывы о Полине Виардо оставили многие ее современники, среди них основатель Русского музыкального общества и первой консерватории в России А.Г. Рубинштейн: «Никогда, ни прежде, ни после не слыхал я ничего подобного! Она неподражаемо говорила, и каждое слово сохраняло, помимо музыки, значение и силу». Когда же у Виардо случились проблемы с голосом, то уже Н.Г. Рубинштейн будет просить ее преподавать в Московской консерватории. Позднее подобное предложение поступит и из Петербурга. В репертуаре певицы были романсы на музыку Глинки, Даргомыжского, Верстовского, Кюи, Бородина, Чайковского, исполняемые ею на русском языке. Полина Виардо сама сочиняла музыку к романсам, среди которых многие были написаны на стихи русских поэтов. При ближайшем участии Тургенева эти сборники неоднократно издавались в Петербурге, последний в 1874 году совпал по времени с приобретением буживальской дачи.

Русский был одним из шести европейских языков, которыми владела Полина Виардо. А.Г. Лопатин, довольно часто навещавший Тургенева в Буживале, рассказывал, что «не раз заставал у него madame Виардо, с которой Тургенев читал по утрам по-русски». О том же свидетельствовал Е. Ардов: «Тургенев много ходил днем по парку, всего чаще один, изредка с г-жой Виардо, с которой он совещался о своей работе и которой читал каждую главу своего романа. Она прекрасно понимала по-русски». Она также прекрасно рисовала. Об этом напоминает экспонируемый в первом зале музея графический портрет Тургенева, исполненный Виардо еще в 50-е годы, в котором ей удалось выразить все благородство и аристократизм его одаренной натуры.

Будучи ученицей Листа и Шопена, она изумительно играла на рояле. «Это была во всех отношениях гениальная артистка», — характеризовал Полину Виардо единственный в окружении их семьи военный Б. Фори. Одно «из чудеснейших» своих воспоминаний он относил ко дню, проведенному с Тургеневым в «Ясенях»: «Мы заговорились в гостиной его дома. Мало-помалу спустилась ночь. Тургенев попросил г-жу Виардо сесть за рояль, и она охотно согласилась. Мы сидели в сумерках, а окна, выходившие в огромный парк, залитый ярким лунным светом, были открыты. Не зная устали, великая артистка играла нам ноктюрны, этюды Шопена, а затем дивную «Лунную сонату» Бетховена, — все это исполнялось с прелестной поэтичностью. Мы были поистине очарованы. Незабываемые часы». Подлинный инструмент Полины Виардо можно видеть в доме-музее, в бывшем музыкальном салоне. Это уникальное квадратное фортепиано фирмы «Каймон и Гюнтер», редкий образец немецкого производства, привезено из Баден-Бадена.

Тщательным образом в доме-музее был восстановлен кабинет Тургенева, считавшийся когда-то «самой красиво оформленной комнатой на этой потрясающей даче... большой, с высокими потолками, светлый, где красная тканевая обивка стен прекрасно сочеталась с массивными креслами, стульями, диваном, обтянутым красным сафьяном, красиво отделанным книжным шкафом и огромным письменным столом из того же черного дерева, тоже обтянутым красным сафьяном». За этим столом Тургенев создавал произведения последних лет. Писатель садился за стол, только окончательно прибрав бумаги. Это правило действовало даже в том случае, если ему надо было написать самую простую записку. Известно, что когда Иван Сергеевич брался за «большую работу», то доставал из письменного стола портфель, в котором хранилась большая пачка исписанных листков различного формата и цвета. На недоумевающие вопросы отвечал, «что это нечто вроде того, что художники называют эскизами и этюдами с натуры, которыми они потом пользуются, когда пишут большую картину. Точно так же Тургенев при всяком выдающемся случае, под живым впечатлением факта или блеснувшей мысли, писал на первом попавшемся клочке бумаги и складывал все это в портфель». Сидя за письменным столом, Тургенев делал свои замечания, а иногда шутил или рассказывал какие-то истории, когда женская часть семьи Виардо собиралась у него в кабинете к трем часам, после занятий пением, за чтением. Иногда во время чтения он садился возле мольберта Клоди, средней дочери Виардо, для которой была устроена мастерская в углу кабинета, и следил за движением ее кисти. Клоди рисовала профессионально, о чем можно судить по выполненному ею пастелью по бархату портрету Полины Виардо (1894), представленному в музее.

С Клоди Шамро Тургенев был особенно доверителен. Она знала даже о последней музе писателя — русской актрисе М.Г. Савиной, пленившей Ивана Сергеевича исполнением роли Верочки в спектакле «Месяц в деревне». Летом 1881 года Тургенев писал из Спасского в Буживаль, где Клоди гостила с двумя маленькими девочками: «Моя дорогая, любимая Диди, сегодня, в день рождения твоей мамы, я получил от тебя очень доброе и милое письмо — и вот я за столом, с пером в руке, отвечаю тебе. Мыслями я, конечно, в «Ясенях»; 6 часов — у вас 41/2. Представляю, что вы все в сборе: Я не сомневаюсь, что вы хоть чуть-чуть думаете обо мне — хоть немножко, — а я только и думаю о вас — и выпью сегодня вечером за вас — вдали, увы, — за здоровье Мамы в окружении других мам. Я хотел прибавить: терпение! Раньше, чем через месяц я увижу всё моё дорогое семейство: Что до г-жи Савиной, которой ты меня, впрочем, очень мило дразнишь, — я почти уверен, что она не приедет, а если и приедет, — мне не составит большого труда сдержать данное тебе обещание: этот огонек от пучка соломы уже давно погас. Элемент фиглярства слишком проступил наружу; она живет только в театре, театром и для театра. :Итак — Марсель очаровательна; я так и представлял ее: есть в кого. Есть ли уже в ее мордашке это сходство — не в чертах — но в выражении с бабушкой Полиной, которое я обнаружил? А Жанна — растет? Передай же ей, что я все жду письма, написанного ее рукой. Дочь г-жи Полонской — ей десять лет, очень миленькая — и я немного к ней привязан — но что касается детей — есть только дети в доме Виардо: все остальные — шантрапа! :Поцелуй всех, начиная с Жоржа, и будь вполне уверена, что тебя обожает твой старый верный И.Т».

Приведем выдержки из двух писем Полины Виардо к Тургеневу той же поры. Одно из Парижа: «После вашего отъезда мы чувствовали себя собаками, которым оторвали хвосты!..» Другое из Буживаля. В нем Виардо рассказывает об ужасном насекомом, укусившем и еще более исказившем ее лицо; о покупке на птичьей ярмарке подарка для мужа; об уроках пения м-ль Панаевой, которая «восхитительно споет мою вещицу» (речь идет о романсе на музыку Виардо и русский текст Тургенева), и т.д. Завершается письмо словами: «Вот силуэт вашей подруги. Что вы на это скажете? Успокойтесь, сегодня она вас не целует, но любит по-прежнему». Чуткий ум Полины Виардо подсказал ей, что более привычные при прощании слова, как-то: «тысяча нежностей» или «возвращайтесь, друг, возвращайтесь» или «очень горячо, неизменно, очень:» на данном жизненном этапе были неуместны.

В переписке Тургенева и семьи Виардо название буживальской усадьбы встречается довольно часто. Тон этих писем спокоен и дружелюбен и вполне передает установившуюся в «Ясенях» атмосферу духовного единения и взаимной заботы.

Показательно письмо Тургенева из Лондона, написанное в июне 1879 года. В Англию Иван Сергеевич приехал на церемонию присуждения ему почетного звания доктора Гражданского права Оксфордского университета. В этом письме Тургенев сообщает Полине Виардо: «Перед отъездом повидался с Диди, которая дала мне свою синюю шаль, поскольку я не мог отыскать моего пледа. Эта синяя шаль сослужила мне на море добрую службу. :Нашел хорошую комнату в гостинице «Гровенор», близ Бекингемского дворца. Выпил чаю, который не идет в сравнение с тем, что пьют в «Ясенях». Неудивительно, ведь в «Ясенях» чай пили из настоящего шишечного самовара, угощала им Полина, а за столом собирались домашние или друзья. Иван Сергеевич любил крепкий чай и зачастую летом, когда день в «Ясенях» начинался довольно рано, вместо завтрака предпочитал чашку горячего чаю. Сегодня о традиции русского чаепития напоминает в доме-музее убранство стола, на котором и старинный самовар, и связка баранок, и кусковой сахар, и прочие сладости.

В семье Виардо Тургенев обрел домашний очаг: «Здесь во мне видят не писателя, а человека. Тут я живу покойно и уютно». Даже язвительный Салтыков-Щедрин писал: «Я был у него в Буживале — живет, как принц крови. Впрочем, отчего же не жить хорошо, коли средства есть».

В Буживале мне также довелось узнать, какую роль сыграла Полина Виардо, помогая Тургеневу и как писателю. Мое внимание привлекли два музейных экспоната, выставленных рядом в одной витрине. Это были два первых издания «Записок охотника» на русском и французском языках, напечатанные в Москве в 1852 году, в Париже — в 1854-м. Чудеснейшим образом избежав сетей цензуры в России, «Записки охотника», как известно, уже после выхода в свет будут признаны подстрекательским, порочащим строй произведением, а Тургенев подвергнется аресту и административной высылке в деревню. Каким же образом именно в эти годы «Записки охотника» окажутся напечатанными во Франции? Благодаря помощи Полины Виардо! В начале 1853 года она вновь приезжает с гастролями в Санкт-Петербург, потом в Москву. Переодевшись купцом, с поддельным паспортом Тургенев приезжает в первопрестольную на десять дней. Он встречается с Полиной, которой отдает два экземпляра «Записок охотника». На следующий год книгу переведут и опубликуют во Франции. Затем она распространится в Европе, а через четверть века за общественно-политическое значение, которое имели «Записки охотника» в деле отмены крепостного права, Тургенев будет удостоен ученой степени доктора Оксфордского университета. Первым среди писателей!

Посещение буживальского дома-музея открывает еще одну, малоизвестную страницу личной жизни Тургенева: у Ивана Сергеевича была дочь, рожденная в 1842 году от вольнонаемной белошвейки А.Е. Ивановой — одной из многих мастериц его матери В.П. Тургеневой, сделавшей все, чтобы разлучить молодого барина с бесприданницей. Тургенев продолжал поддерживать ее материально, но судьбой дочери распорядиться не мог. Девочка росла в Спасском, но в дом взята не была, а сдана жестокой Варварой Петровной одной из своих крепостных прачек. После смерти матери, узнав, как обращались с восьмилетней Пелагеей, и будучи обеспокоенным ее дальнейшей судьбой, Иван Сергеевич написал Полине Виардо о жалком положении дочери.

В ответ Виардо предложила взять девочку в Париж и воспитывать ее вместе со своими дочерьми. Несколько лет проживет Пелагея в семье Виардо, превратившись из дворовой девки в барышню-парижанку по имени Полинетта. Под наблюдением Полины-старшей она получит общее и музыкальное образование, одинаковое с детьми Виардо.

Среди экспонатов музея фотография Полины Тургеневой, вышедшей замуж за француза Г. Брюэра, и фото двух ее детей: Жанны и Жоржа. В представленном в витрине журнале «Иллюстративная Россия» (№23 за 1933 г.), издававшемся в Париже на русском языке, можно подробнее узнать о потомках писателя. Внук Тургенева умрет молодым, а внучка Жанна и в 60 лет будет «мадемуазель» Тургенева. На сто тысяч франков, оставленных ей Иваном Сергеевичем по завещанию, она, подобно своей матери, получит хорошее музыкальное и лингвистическое образование, при котором, правда, ни слова не будет знать по-русски. От своего великого деда Жанна Тургенева унаследует любовь к литературе, станет поэтессой, и десятки романсов и мелодекламаций будут написаны на ее слова. Она сохранит многие семейные реликвии, среди которых все 300 писем Ивана Сергеевича к дочери и подаренный ей скульптурный портрет Тургенева работы М.М. Антокольского (1880). Сейчас он находится в музее И.С. Тургенева в Орле, копия представлена в доме-музее Буживаля.

Среди музейных экспонатов неизменный интерес посетителей вызывают три портрета. На них изображены И.С. Тургенев, Полина и Луи Виардо. Исполненные когда-то все три русским художником А.А. Харламовым, они сегодня представлены хорошими копиями. Известно местонахождение подлинников только мужских портретов: портрет Луи Виардо (1878) хранится в Публичной библиотеке города Дижона, портрет И.С. Тургенева (1875) — в Государственном Русском музее. Портрет Тургенева оказался в России заботами Полины Виардо, которая подарила его Эрмитажу. В 1897 году из императорского собрания портрет поступает в формирующийся Русский музей, где хранится и поныне.

Из многочисленных своих портретов (а писателя портретировали И.Е. Репин, В.Г. Перов, И.П. Похитонов, Я.П. Полонский, К.Е. Маковский, К.А. Горбунов) Тургенев выделял работу А.А. Харламова, называя художника «лучшим портретистом в Париже, а следовательно и во всем мире». Репин, признавая, что «техника Харламова была красива», полагал при этом, что мнение Тургенева сложилось не без влияния Луи Виардо — большого для него авторитета в области живописи. Последний действительно был известен как знаток искусства и художественный критик, автор многотомного сочинения «Музеи Европы» (в томе, касавшемся России, содержался путеводитель по картинной галерее Эрмитажа). Луи Виардо был лучшим переводчиком «Дон Кихота» на французский язык. К его помощи прибегал сам Тургенев при переводе романа «Евгений Онегин», стихов и переписки А.С. Пушкина, поэмы М.Ю. Лермонтова «Мцыри», произведений Н.В. Гоголя, собственных сочинений. Луи Виардо ввел Тургенева в круг французских издателей и литераторов (П. Мериме, Г. Флобер, Э. Золя, Г. Мопассан, братья Гонкур), где Иван Сергеевич приобретет авторитет и как мастер слова, и как пропагандист русской литературы на Западе.

В свою очередь, Тургенев будет содействовать своим соотечественникам, литераторам и художникам, колония которых в 70-е годы в Париже была довольно многочисленной, в том, чтобы они были приняты в доме Виардо, который посещали, наряду с выдающимися писателями Франции, замечательные артисты, певцы, музыканты. Художник А.П. Боголюбов, бывавший на этих встречах в Париже и в Буживале, с благодарностью отзывался о них в своих «Записках моряка-художника»; в них же он характеризовал Луи Виардо «как знатока музыки и знатока людей, ибо он из простой цыганки создал Полину Виардо великой артисткой и дал ей всестороннее образование, которым она блистала до конца дней своих».

Кто знает, может быть в благодарность за это темпераментная Полина навсегда останется с мужем, который был старше ее на 20 лет. А судьбе будет угодно, чтобы два самых дорогих для нее мужчины ушли из жизни почти одновременно: Виардо в мае, а Тургенев в сентябре одного и того же 1883 года. За две недели до смерти Луи Виардо, когда оба были уже не ходячими (Луи в кресле-каталке, Иван Сергеевич на носилках после операции на позвоночнике), они попрощаются навсегда. Их прочувствованное рукопожатие вберет в себя все, что объединяло их в жизни: гуманистические идеалы и художественные ценности, культуру общения и многолетний семейно-дружеский союз, основанный на преданности одной женщине.

Тургенев останется вдвоем с любимой Полиной только в последние месяцы жизни. К тому же они будут омрачены тяжелой болезнью писателя, которому врачи с опозданием поставят диагноз — рак спинного мозга. В тяжелых мучениях, лежа в кровати своей спальни в «Ясенях», Тургенев диктует Виардо рассказ «Пожар на море», в котором вспоминает свое первое самостоятельное путешествие за границу, а затем рассказ «Конец», где писатель предсказывает страшные события, которые вскоре потрясут Россию. Сила привязанности Полины Виардо к Тургеневу проявится в этот трудный период особенно явно и убедительно — «она неутомимо исполняла обязанности ухода за обожаемым человеком».

Из «Ясеней» Тургенев обратится с письмом к Л.Н. Толстому с просьбой вернуться к литературному творчеству и с благодарностью за счастье быть его современником. Это письмо станет одним из 673 посланий эпистолярного жанра, созданных писателем только на одной буживальской даче. В период «последних писем» запечатлеет Тургенева боготворившая его Клоди, и по этому карандашному рисунку будет с достоверностью восстановлена в доме-музее спальня писателя. В день смерти Ивана Сергеевича г-жа Шамро покажет свой рисунок пришедшим в «Ясени» А.А. Мещерскому, М.М. Стасюлевичу и В.В. Верещагину, которые будут настоятельно упрашивать ее послать рисунок в Россию, так как «это была бы лучшая дань родине покойного от самых дорогих ему и близких людей». Клоди исполнит совет русских друзей, и ее рисунок, изображающий больного Тургенева в спальне дома в «Ясенях», будет в России подготовлен к печати в журнале «Нива» Ю. Барановским (№45 за 1883 г). Она также вместе с мужем Жоржем Шамро проводит останки покойного на родину, где, в соответствии с волеизъявлением Тургенева, его похоронят на Волковом кладбище в Петербурге, «подле моего друга В.Г. Белинского». С известным критиком писатель познакомился в том же, что и с Полиной Виардо, 1843 году.

В музее Буживаля можно узнать и о том, что церемония прощания с Тургеневым, «великим русским, умершим на французской земле», была организована Полиной Виардо и сначала проходила в Париже. Собралось «1000 человек народа». Священник Д.В. Васильев — «протоиерей нашей посольской церкви обрисовал любящее милосердное сердце» Ивана Сергеевича и те «гуманистические мероприятия», которые он возглавлял.

Забота о своих соотечественниках была у Тургенева многогранной: популяризация в Европе русских писателей, материальная поддержка учащейся молодежи, заступничество за революционеров, создание русской библиотеки (Тургеневская библиотека просуществовала в Париже вплоть до 1940 года), основание Общества взаимного вспомоществования русских художников, которое иначе называлось Общество русских художников имени И.С. Тургенева. Оно было основано в Париже в 1877 году в знаменательный день взятия Плевны русскими войсками, что приблизило окончание войны за освобождение балканских народов и объединило патриотическим порывом представителей русской общины за рубежом.

Тургенев не только разрабатывал устав для Общества, помогал художникам заказами, но и пропагандировал их в печати. Художники свидетельствовали: «Теперь делаем выставку на бойком месте, около оперы: Конечно, И.С. Тургенев пустит брандера в газетах». Благодаря покровительству Тургенева художники становились известными, а рекомендательные письма Полины Виардо открывали русским двери европейских домов. Совместно они зарабатывали средства на благотворительные цели, устраивая музыкальные и литературные спектакли.

«И ежели русские дорожат именем Тургенева», больше половины жизни по личным причинам прожившего вне России, но всегда продолжавшего служить русским интересам, они никак не в праве осуждать его поступки, его личную жизнь и его гражданское право распорядиться своим «добром» по собственному усмотрению. Кроме родового имения и всего своего состояния, «Тургенев оставил права на издание своих сочинений мадам Виардо: Черт знает, что такое, и это в течение 50 лет?!«

Положимся на мнение А.П. Боголюбова, гораздо более взвешенное и объективное, так как он знал Полину Виардо столько же, сколько Тургенев — с ее первых петербургских гастролей. Боголюбов знал Виардо дольше Тургенева, так как был единственным русским из окружения Ивана Сергеевича, который навещал Полину Виардо и после смерти писателя. Она всегда была откровенна и любезна, а в знак доброго отношения отдала русскому художнику письменный стол и кресло, чернильницу с пером и книги, другие, связанные с памятью писателя вещи, находившиеся в его парижской квартире на улице Дуэ. Боголюбов отправит их в свой Саратовский музей имени А.Н. Радищева (теперь они хранятся в музее И.С. Тургенева в Орле).

А по поводу «дикого характера Полины Виардо и обид», нанесенных Тургеневу, о которых говорили другие, художник имел свое суждение: все это было для Ивана Сергеевича «ничтожным перед теми высокими достоинствами, которые приковали его к дивной женщине — безобразной красавице. :А деньги, дачи, дома, имущество, оставленное им, — все это вздор, все это бледно перед сорокалетним чувством привязанности и хоть единым мигом наслаждения ума и сердца, который ему дала м-м Виардо».

Посещение буживальского музея И.С. Тургенева, «романтика реализма», как называл себя писатель, убеждает в этом.