«Русский след» в стране Восходящего Солнца

Авторы: Лариса Черкашина

«Для меня классическое искусство Японии стало родным, оно открыло высокое свойство истинного искусства — оставаться вечно новым, оно объяснило смысл искусства живописи и раскрыло возможность выражения в нем глубин духа и мысли.«

Варвара Бубнова

Варвара Дмитриевна Бубнова — заметная фигура в художественной жизни России начала XX века.

В 1914 году Бубнова окончила Императорскую Академию художеств в Петербурге по классу известного мастера пейзажа Н.Н. Дубовского. Познакомившись в собраниях И.А. Морозова и С.С. Щукина с произведениями импрессионистов и художников других течений в искусстве, она вступила на путь новаторских поисков в своем творчестве. Варвара Дмитриевна входила в образованное в 1909 году в Петербурге общество «Союз молодежи», представлявшее поначалу «умеренное» крыло авангарда. После вступления в «Союз молодежи» в 1913 году радикально настроенных художников — Д.Д. и В.Д. Бурлюков, К.С. Малевича, В.Е. Татлина, а также поэтов-футуристов устраиваемые обществом выставки и другие акции, проводимые совместно с объединениями «Бубновый валет» и «Ослиный хвост», приобретали эпатажный характер. Они были дерзки, вызывающи, необычны. Имели шумный, скандальный успех. Бубнова принимала в них активное участие. Именно ей принадлежал перевод с французского «Манифеста футуристов».

Судьба оригинально разложила жизненный пасьянс самой художницы. Ее «бубновый валет» лег: на восток.

Такое направление пути было предопределено многими факторами жизни художницы. Бубнову с юности интересовало самобытное искусство народов разных стран. Она посещала лекции в Археологическом институте, проводила много времени в Этнографическом музее Петербургской академии наук, изучала скульптуру малых народов Севера. Вместе с мужем В.И. Матвеем (1878-1914), поддерживающим Варвару Дмитриевну в ее стремлениях к познанию этнографической экзотики, она совершила путешествие в Европу специально для знакомства с коллекциями колониального искусства. В Британском музее Матвей и Бубнова восхищались каменными изваяниями острова Пасхи, африканской скульптурой, изучали миниатюры коптских рукописей.

В 1922 году Варвара Дмитриевна отправляется в Японию. Там в ее судьбе случается новый поворот. Художница, некогда призывавшая вместе со своими друзьями-бунтарями «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с Парохода современности», становится адептом русской классики. Благодаря ей, точнее, стараниями ее учеников, пушкинские строки, преобразованные в иероглифы, станут понятными для миллионов японцев.

Варвара Бубнова вместе с матерью уезжала в Японию просто в гости к сестре Анне. Студентка Петербургской консерватории по классу скрипки, Анна Бубнова, став женой вольнослушателя университета и сменив свою родовую фамилию на японскую Оно, уехала с мужем на его родину, в Токио. Визит к сестре несколько затянулся — в стране Восходящего Солнца Вареньке Бубновой суждено было прожить почти... сорок лет! И стать основоположницей новой, прежде неведомой науки — японской пушкинистики. Две русские барышни — Варвара и Анна — не только не затерялись в чужой стране, но и привнесли в ее древнейшую культуру новые животворные импульсы. Сотням и тысячам японцев была сделана своеобразная «русская прививка».

Мне довелось побывать в токийском университете «Васэдэ», где Варвара Дмитриевна многие годы читала курс лекций по русской литературе, и даже посчастливилось слышать в магнитофонной записи одну из них, посвященную «Евгению Онегину». Она читала последнюю главу романа, пушкинские строки о магическом кристалле, и пыталась объяснить их смысл японским студентам.

С Пушкиным Варвара Бубнова состояла в родстве не только духовном, но и кровном. Ее мать Анна Николаевна в девичестве носила звучную нерусскую фамилию Вульф. Обрусевшие потомки шведа Гарольда через дворян Ржевских, ведущих свое родословие от легендарного Рюрика, породнились с Пушкиными.

Александр Сергеевич был близок со многими из обширного клана Вульфов — дружил с тригорскими барышнями Анной и Евпраксией, их братом Алексеем и матушкой Прасковьей Александровной. Посвятил поэтические строки и милой Зизи, Евпраксии Николаевне, в замужестве баронессе Вревской, и ее старшей сестре Анне, безнадежно влюбленной в поэта, и томной Нетти, Анне Ивановне Вульф. И еще одна Анна, подарившая русской поэзии «чудное мгновенье», — из того же славного рода; она появилась на свет в доме своего родного деда Ивана Петровича Вульфа, орловского губернатора. И со старейшиной рода, добрейшим Павлом Ивановичем, владельцем тверского села Павловское, поэт был в дружеских отношениях. Любил бывать в гостях и у его брата Ивана Ивановича Вульфа, берновского помещика. И не только захаживал в гости, но и находился неделями под его гостеприимным кровом.

В этом живописном тверском краю, овеянном поэтическими грезами, в старинной усадьбе Берново, прошло детство Вареньки Бубновой и ее сестер. До глубокой старости помнила она рассказ своего деда Николая Вульфа о том, как четырнадцатилетним подростком, вбежав в спальню поэта, застал он Александра Сергеевича лежащим на диване в глубочайшей задумчивости и с тетрадкой в руках. Поэт что-то писал, возможно, как считали в семье, главу из «Евгения Онегина». В детстве сестры так часто слышали имя поэта, что всерьез полагали: он — самый близкий и любимый родственник.

Вблизи имения, на реке Тьме, был таинственный русалочий омут, воспетый Пушкиным, где по легенде от несчастной любви утопилась дочка здешнего мельника. В юные годы Вареньке довелось стать свидетельницей рождения живописного шедевра: с замиранием сердца следила она, как великий Левитан оживляет своей чудесной кистью холст. А в заросшем усадебном парке возвышалась горка с романтическим названием Парнас, любимое место поэта. И по семейным преданиям некогда на старой березе, что росла близ вульфовского особняка, поэт начертал стихотворные строки: «Прости навек! Как страшно это слово!» В родном Бернове были написаны Варварой Бубновой и самые первые ее живописные этюды, здесь она провела свою счастливую осень 1913 года вместе с мужем Владимиром Матвеем, сокурсником по Академии художеств: Воспоминания детства и юности стали для Варвары Бубновой той живительной силой, что помогла ей выжить и «укорениться» в чужой и такой необычной стране.

В Японии Варвара Дмитриевна завоевала славу лучшего литографа страны, которая сохранилась за ней и по сей день; у нее появилось множество учеников и последователей. Нет ни одной солидной книги по современному японскому искусству, где бы не упоминалось имя русской художницы. «Госпожа Бубнова внесла свежую струю в мир японской литографии, которая находится сейчас в состоянии катастрофического застоя», — признавался искусствовед Хадзими в 1933 году. Ему вторил коллега Судзуки Дзиньити: «Больше всего меня поразила точность ее рисунков, но в то же время в них не было академической сухости, а чувствовалось стремление проникнуть в дух вещей. Просто невероятно, чтобы художница-женщина имела такой талант!»*

«Японские пейзажи кажутся какими-то космическими, — делилась своими размышлениями Варвара Дмитриевна, — вы видите маленький кусочек жизни и в то же время чувствуете, что это часть необъятного, большого мира. Вы видите небо, которое переходит в океан или море. Внизу ютится земля, и она пропадает в горах, в высоте, в тумане, в бесконечности. Как достигались эти драгоценные свойства изобразительности? Первое, что постигаешь, — это поразительное богатство оттенков туши, от глубокого черного пятна до едва ощутимой серой дымки:«

Да, художница сумела глубоко проникнуть в древнюю культуру страны, постичь ее сакральный смысл, потаенный от чужих глаз. Особенно привлекала ее черно-белая живопись тушью «суйбоку-га», зародившаяся еще в XIV веке. И как вспоминала сама Варвара Дмитриевна, она училась у старых мастеров «мудрому распределению на плоскости тяжести изображения и легкости пустой белой бумаги». «Япония помогла мне найти изобразительность, пластическую форму, — писала художница. — Искусство живописи двухмерно, а действительность находится в трех измерениях. Значит, надо создавать форму, отражающую действительность уже в другом измерении. В этом, собственно, тайна создания образа.

В своей работе я сохранила принципы русской школы, но японское искусство многому меня научило, расширив изобразительные возможности графического языка».

Варвара Бубнова содействовала изданию пушкинских книг в Японии: иллюстрировала «Пиковую даму» и «Евгения Онегина», «Каменного гостя» и «Сказку о царе Салтане». И признавалась, что только творчество спасало ее от тоски по родине. А может быть и девиз, начертанный на фамильном гербе: «Молись и надейся!«

В Японии художнице суждено было пройти и великие испытания: страшное по своей разрушительной силе землетрясение 1923 года, бедствия Второй мировой войны. Во время бомбардировки Токио одна из американских бомб в мгновение ока уничтожила ее дом, мастерскую, библиотеку и все картины. Всю ее многолетнюю работу. Пришлось начинать жизнь заново.

Так уж случилось, что в Токио сестры Варвара и Анна взяли на воспитание осиротевшую японскую девочку. Звали ее... Йоко Оно. И приходилась она племянницей Анне, носившей ту же японскую фамилию. Да, да, именно эта девочка, воспитанница русских сестер, вошла в историю мировой рок-музыки, став избранницей легендарного Джона Леннона. Русская краска в яркой жизненной палитре Йоко Оно... Не могла не рассказывать она своему знаменитому супругу о русских тетушках, чей дом стал для нее родным. Как знать, не общение ли со столь неординарными и возвышенными натурами сформировало пристрастия и характер девочки? И не звуки ли русской скрипки в артистичных руках Анны Бубновой-Оно пробудили у маленькой японки страсть к музыке, ставшей ее судьбой? Так история связала воедино пути столь разных людей — русских сестер Бубновых, японки Йоко Оно, англичанина Джона Леннона.

И еще — девяностопятилетнего москвича Дмитрия Алексеевича Вульфа. В его небольшой квартире в центре Москвы, неподалеку от Патриарших прудов, хранятся ордена Японской империи — Драгоценной Короны и Восходящего Солнца, коих были удостоены его тетушки Варвара и Анна Бубновы. А старая грамота в бамбуковом пенале, заверенная именной печатью самого императора Японии Хирохито, удостоверяет, что дарована она Варваре Бубновой за выдающийся вклад в культуру его страны.

В Токио, в университете «Васэдэ», я познакомилась с одним из учеников Варвары Дмитриевны, профессором Кэйдзи Касама, ныне главой Общества японских пушкинистов. В юбилейном пушкинском году ему наконец-то удалось исполнить свою давнишнюю мечту — побывать в достославном сельце Берново, навсегда вошедшем в историю мировой поэзии. Все переводчики Пушкина в стране Восходящего Солнца — ученики Варвары Дмитриевны. Переводить Пушкина на европейские языки — дело многотрудное, переводить русского гения на японский — кажется и вовсе несбыточным.

И все же пушкинская поэзия в минувшем веке обрела новый голос. Когда-то великий поэт пошутил, что имеет твердый доход лишь с букв русской азбуки. Знать бы ему, что в грядущем поэтическая дань будет идти в копилку всемирной культуры и с арабской вязи, и с латиницы, и с японских иероглифов. Ученики Варвары Бубновой, ставшие в Японии маститыми учеными-русистами, будут приезжать в Михайловское и Петербург, в Берново и Болдино, чтобы там, в родных местах поэта, постичь тайну пушкинских строк. И будут передавать любовь к русскому гению уже новым поколениям студентов токийского университета «Васэдэ».

Варвара Бубнова и ее сестра Анна возвращаются в Советский Союз в 1958 году. Варвара Дмитриевна поселяется в Сухуми, продолжает много работать, в основном в различных графических техниках, ведет занятия с творческой молодежью, пишет теоретические работы. Много путешествует.

В конце 1960 годов сестры Варвара и Анна Бубновы решили побывать в отчем доме. Сопровождал их в той, уже исторической поездке племянник Дмитрий Вульф, для тетушек — просто Митенька. Весть о приезде дорогих гостей тут же разнеслась по Бернову. Спешили, что было сил, их седовласые ровесницы, некогда служившие горничными в господском доме, торопились на встречу с возгласами: «Барышни Вульф приехали!» А «барышни» (обеим было уже за восемьдесят) и не скрывали своих слез, счастливых и горьких. Радостно было вновь увидеть свое родовое гнездо после полувековой разлуки и горько оттого, что так все безвозвратно изменилось. Целая история России минувших столетий будто намертво въелась в метровые каменные стены особняка, что был возведен на исходе XVIII века их далеким предком, лейб-гвардии капитаном и тайным советником Иваном Петровичем Вульфом.

Здесь любили рассказывать гостям о славном предке шведе Гарольде Вульфе, что приехал на Русь в царствование Федора Алексеевича, был наречен Гаврилой и дослужился до полковника; добрым словом поминали матушку Екатерину I, что своим милостивым указом «за раны и за понесенные в службе многие труды» даровала Петру Гавриловичу Вульфу, отцу хозяина дома, тверские земли, кои в стародавние времена принадлежали боярам Берновым и где спрятал свои сокровища старицкий князь Андрей Храбрый, опасаясь гнева Ивана Грозного. А еще хозяйка дома Анна Федоровна, урожденная Муравьева, некогда с гордостью вспоминала, как она вместе с дочерью Катенькой Вульф (в замужестве Полторацкой) представлялась самой государыне Марии Федоровне, супруге императора Павла. Здесь, в хлебосольном берновском доме, где перебывало немало именитых гостей, к праздничному столу, сервированному приборами с фамильным гербом — разъяренным волком, держащим в передней лапе разящий меч, — подавали полутораметровых запеченных осетров. А в парке, разбитом на английский манер, резвились два братца-сорванца: Александр и Никита Муравьевы, будущие декабристы. И очень досаждали мальчишескими проказами своим кузинам — Анне Полторацкой (в будущем супруге боевого генерала Е.Ф. Керна) и Анне Вульф. Девочки тогда же поклялись, что никогда и ни при каких обстоятельствах не выйдут замуж за этих забияк.

Но самые сокровенные истории дома связаны с именем Александра Пушкина, любившего заезжать сюда, где ему так легко писалось. Правда, к тому времени, когда здесь бывал поэт, владелец усадьбы, «бесподобный дедушка Иван Петрович», как называла его внучка Анна Керн и чей портрет кисти Кипренского украшал гостиную, ушел в лучший мир и хозяином берновского дома стал его младший сын Иван Вульф, отставной поручик лейб-гвардии Семеновского полка.

Грустно было входить в дом, где ничто не напоминало о былой жизни. Старому «берновскому замку» пришлось немало претерпеть: после революции в родовом «вульфовском гнезде» обосновалась коммуна, и, конечно же, сельские коммунары никоим образом не способствовали сохранению исторической обстановки дома. В годы Отечественной войны — и того хуже: первый этаж особняка гитлеровцы отвели под конюшню, на втором разместили лазарет, на самом же верху — командный пункт и огневую точку. И дом стал отличной мишенью для советской артиллерии. Но его мощные стены, возведенные рачительным хозяином в конце XVIII века, смогли выдержать и прямую пушечную наводку. В послевоенные годы в барском особняке разместилась сельская школа.

Сестры бродили по парку, искали и не находили памятных с детства мест — старое Берново жило лишь в их памяти. «Для меня в детстве и отчасти в юности самым прекрасным был сад моих дедов, — вспоминала Варвара Дмитриевна. — И до сих пор я его иногда вижу во сне. Он был старый и огромный. В нем были аллеи лип и берез, глухой еловый лесочек с овражками: Были солнечные пригорки с лесной земляникой, кусты сирени с душистыми, тяжелыми гроздьями цветов. Это был сад, подобный садам тургеневских повестей, «вишневому саду» Чехова, «прекрасней которого нет на свете»: Кроме того, здесь обитала тень великого Пушкина: он ходил по этим аллеям, жил в этом доме:«

Именно на той памятной встрече сестер Бубновых с сельчанами было произнесено заветное слово «музей». И Варвара Дмитриевна, несмотря на преклонные годы, с энтузиазмом приступила к эскизам по воссозданию парка и пушкинского музея в родной усадьбе. И уже тогда художница подарила будущему собранию первые экспонаты: свои картины и литографии, книги — переводы Пушкина, вышедшие в Японии с ее иллюстрациями, фамильные реликвии.

С тех дней начали происходить удивительные события: родовой дом стал вновь собирать свои ценности. Старые стены, словно магнитом, притягивали вещи былых владельцев; не иначе как чудом можно назвать возвращение картин, чайных сервизов, милых безделушек, да и целых мебельных гарнитуров работы здешних крепостных мастеров.

На закате жизни судьба подарила Варваре Бубновой светлые дни: в июне 1971 года в Бернове, в деревянном усадебном флигеле, был открыт первый пушкинский музей; а ровно пятью годами позже, уже в особняке — настоящий, полнокровный музей поэта.

Но не дано было знать замечательной художнице, что на исходе XX века в отчем доме, ставшем музеем русского гения, ей и ее творчеству будет посвящена обширная экспозиция. Что стены одной из комнат второго этажа будут украшать ее литографии и картины. Станут музейными экспонатами фарфоровый чайник и лаковая шкатулка, привезенные Варварой Дмитриевной из Японии, а в стеклянных витринах разместятся книги о ней и книги с переводами пушкинских поэм и романов ее учеников — Осакава Седзи, Накаяма Седзабуро и Кусака Сотокити. Какие прочные незримые нити связали тверское село Берново с японским мегаполисом Токио!

В мае 1986 года в берновском музее открылась выставка «Варвара Бубнова — русская художница в Японии», приуроченная к столетию со дня ее рождения. Варваре Дмитриевне не суждено было дожить до своего юбилея всего лишь три года. Как счастлива была бы художница, родившаяся в XIX столетии, если бы узнала, что в далеком XXI веке ее имя будет благоговейно произноситься и в Японии, где прошли самые плодотворные годы, и в тверском краю, сохранившем память ее юных лет.

Долгое-долгое путешествие русской странницы Варвары Бубновой завершилось. Здесь, в Бернове. В отчем доме.

 
В.Д. Бубнова. Портрет матери моей. 1921. Б., темпера. Музей А.С. Пушкина. Берново
В.Д. Бубнова. Портрет матери моей. 1921. Б., темпера. Музей А.С. Пушкина. Берново
Автопортрет и портрет матери. 1907. Б., карандаш. Музей А.С. Пушкина. Берново
Автопортрет и портрет матери. 1907. Б., карандаш. Музей А.С. Пушкина. Берново
В.Д. Бубнова. Дорога к морю. 1958. Автолитография. Музей А.С. Пушкина. Берново
В.Д. Бубнова. Дорога к морю. 1958. Автолитография. Музей А.С. Пушкина. Берново
Разворот книги: А.С. Пушкин. Гробовщик. Иллюстрации В.Д. Бубновой. Перевод на японский Накаяма Седзабуро, ученика В.Д. Бубновой. Издание 1934 г. Музей А.С. Пушкина. Берново
Разворот книги: А.С. Пушкин. Гробовщик. Иллюстрации В.Д. Бубновой. Перевод на японский Накаяма Седзабуро, ученика В.Д. Бубновой. Издание 1934 г. Музей А.С. Пушкина. Берново
В.Д. Фалилеев. Портрет В.Д. Бубновой. 1917
В.Д. Фалилеев. Портрет В.Д. Бубновой. 1917
Усадебный дом тверских помещиков Вульфов в Бернове (Музей А.С. Пушкина). Построен в конце XVIII - начале XIX в.
Усадебный дом тверских помещиков Вульфов в Бернове (Музей А.С. Пушкина). Построен в конце XVIII - начале XIX в.
Канделябровая аллея в усадьбе Берново
Канделябровая аллея в усадьбе Берново
Интерьер дома Вульфов. 1907. Б., акв. Музей А.С. Пушкина. Берново
Интерьер дома Вульфов. 1907. Б., акв. Музей А.С. Пушкина. Берново
В.Д. Бубнова. Канделябровая аллея в Берновском парке. 1907. Х., м. Музей А.С. Пушкина. Берново
В.Д. Бубнова. Канделябровая аллея в Берновском парке. 1907. Х., м. Музей А.С. Пушкина. Берново
Журнал «Русское искусство»

1923 – Журнал «Русское Искусство» в 1923 году

№ 1/2004 – «Союз русских художников»

№ 2/2004 – «Санкт-Петербург»

№ 3/2004 – «Коллекции русского искусства за рубежом»

№ 4/2004 – «Графика в музеях и частных коллекциях России»

№ 1/2005 – «Москва художественная»

№ 2/2005 – «Открытия в искусстве и искусствознании»

№ 3/2005 – «Русская Швейцария»

№ 4/2005– «Ратная слава России»

№ 1/2006– «Встреча искусств»

№ 2/2006– «Русская провинция»

№ 3/2006– «Искусство императорского двора»

№ 4/2006 – «Жизнь художника как произведение искусства»

№ 1/2007 – «Коллекционеры и благотворители»

№ 2/2007 – «Почтовые миниатюры: марка и открытка в художественном пространстве»

№ 3/2007 – «Россия — Германия. Диалог культур»

№ 4/2007 – «Изящные искусства и словесность»

№ 1/2008 – «Семья Третьяковых. Жизнь в искусстве»

№ 2/2008 – «Впервые – через 85 лет – публикация I номера журнала «Русское Искусство» за 1923 год»

№ 3/2008 – «Художественное наследие 60-х годов ХХ века»

№ 4/2008 – «Сенсации в искусстве. Открытия. Гипотезы»

№ 1/2009 – «Русская икона»

№ 2/2009 – Переиздание сдвоенного (II и III номеров) выпуска «Русского искусства» 1923 года