Музей Леонида Пастернака в Оксфорде

«Папа! Но ведь это море слез, бессонные ночи и, если бы записать это, — тома, тома, тома. Удивленье перед совершенством его мастерства и дара, перед легкостью, с которой он работал (шутя и играючи, как Моцарт), перед многочисленностью и значительностью сделанного им, — удивленье тем более живое и горячее, что сравнения по всем этим пунктам посрамляют и унижают меня. Я писал ему, что не надо обижаться, что гигантские его заслуги не оценены и в сотой доле, между тем как мне приходится сгорать от стыда, когда так чудовищно раздувают и переоценивают мою роль: Я писал папе: что в конечном счете торжествует все же он, он, проживший такую истинную, невыдуманную, интересную, подвижную, богатую жизнь, частью в благословенном своем девятнадцатом веке, частью — в верности ему, а не в диком, опустошенном, нереальном и мошенническом двадцатом»

Эти строки принадлежат поэту Борису Пастернаку. Письмо, написанное через полгода после смерти отца, он передал в самом конце 1945 года сэру Исайе Берлину, профессору Оксфордского университета, работавшему в это время в посольстве Великобритании в СССР. Дело в том, что на тихой оксфордской улице Парк Таун последние шесть лет своей жизни прожил Леонид Пастернак — великий русский художник-импрессионист, блистательно работавший едва ли не во всех графических техниках — угле, пастели, акварели, гуаши, литографии.

Позади у Леонида Осиповича была большая и не слишком легкая, но все же, безусловно, удачная жизнь.

Леонид Пастернак приехал в Англию из Берлина в 1938-м, в самые тяжелые дни своей жизни. Большая часть тиража его книги, куда вошли и воспоминания о Толстом, была уничтожена ворвавшимися в типографию нацистами, юбилейную выставку запретили. Леонид Осипович готовился к отъезду в Москву, но перед окончательным возвращением в страну победившего социализма решил навестить свою младшую дочь Лидию, к тому времени жившую в Оксфорде, и накануне прибытия в СССР перевез на Британские острова все свои работы. Начавшаяся война оставила художника в этом дивном, поразительно красивом старинном городе, давно и прочно ставшем одним из главных символов туманного Альбиона. Гитлеровское вторжение в Европу навсегда связало семью Пастернаков с Англией.

Страшным ударом стала для Леонида Осиповича смерть жены Розалии Исидоровны в 1939 году, буквально за неделю до начала Второй мировой войны. Бомбежки Лондона, ситуация в России также не добавляли оптимизма. Но художник до конца дней сохранял спокойный и ясный взгляд на все, что творилось в мире. 1 ноября 1940 года Борис Пастернак писал Ахматовой: «Я говорил Вам, Анна Андреевна, что мой отец и сестры с семьями в Оксфорде, и Вы представите себе мое состояние, когда в ответ на телеграфный запрос я больше месяца не получал от них ответа. Я мысленно похоронил их в том виде, какой может подсказать воображенью воздушный бомбардировщик, и вдруг узнал, что они живы и здоровы».

В семейном архиве в Оксфорде был найден текст телеграммы, который так обрадовал Бориса Леонидовича: «Все хорошо, обнимаем, любим. Папа, Лидия».

Художник продолжал работать, невзирая на болезни и трудности. Писал он много, в основном черпая сюжеты из прошлого, русской литературы и мировой истории. Так были созданы блистательные картины — «Бах и Фридрих Великий», «Мендельсон воскрешает Баха.» Часто обращался он к образу Льва Толстого.

Его иногда посещали гости, среди них — ставший близким художнику директор кабинета гравюр Британского музея Артур Хайнд, посол СССР в Великобритании Иван Майский. Художник очень ждал персональной выставки, которая должна была состояться в Лондоне. Открытие ее все откладывалось, и Леонид Осипович до своей новой экспозиции так и не дожил.

Понуждаемый детьми, он стал писать воспоминания. Это были не мемуары в классическом смысле, а, скорее, заметки для себя. »...Отец мой регулярного дневника, как это обычно понимается, не вел. Он считал и не раз говорил, что его настоящие «дневники» — это его зарисовки в альбомчиках, число которых очень велико. Он заносил в них все, что его глаз художника наблюдал, схватывал, что было ему интересно и нужно для памяти:», — вспоминала потом старшая дочь Жозефина.

В некоторых своих последних записях Леонид Осипович очень точно сформулировал самую суть своего удивительного дара: «Живопись — язык. Сюжет, т. е. «литература» (беллетристика) в живописи значения не имеет. «Литература» — враг живописи. Эскизы, пастели, наброски — вот что есть непосредственная передача жизни в живописи или на рисунке, они фиксируют, схватывают жизнь. Картины с эскиза — сущее мучение! В картине пропадают первые творческие вспышки, самое драгоценное в искусстве, пропадает и теряется след их».

Действительно, Леонид Осипович умел поразительно схватить какую-то неуловимую прелесть движения, улыбки, поворота головы. От его полотен словно веет свежим, легким ветром.

Младшая дочь, Лидия Пастернак-Слейтер, вместе с сестрой Жозефиной делали все, чтобы облегчить жизнь отцу. Мастерская художника находилась в тихой комнате окнами на север: И тем не менее возраст и болезни свое дело сделали. 31 мая 1945 года Леонид Осипович скончался на руках у Лидии. По иронии судьбы на последнем холсте, над которым работал мастер, был сделан набросок портрета Ленина. История никак не отпускала художника.

Тогда, конечно, о музее никто и не думал.

«Мой дедушка умер год спустя после моего рождения. Но он был все время среди нас. Я росла среди его удивительных картин, развешанных по стенам дома: Мама воспитывала нас только по-русски, боясь, что мы вырастем иностранцами. Мы знали, что запертая комната — это дедушкина комната. Иногда нас допускали туда: Комната была забита старой мебелью, мольбертами, бумагами, холстами, одеждой дедушки и мамы», — писала впоследствии Энн, дочь Лидии Леонидовны.

Энн никогда не могла забыть, как она впервые попала в Россию. Произошло это в страшные для их семьи дни, когда пришло известие о смерти Бориса Леонидовича, — ведь он за несколько дней до кончины выразил желание увидеть сестру. Однако, невзирая на все мольбы и просьбы, визу дали только через два дня после похорон.

В этот приезд Энн впервые увидела у дяди Александра альбомы с записями и рисунками деда, оставленные им в России перед отъездом в Германию в 1921 году. Именно этот момент, как считает она, и дал первый импульс к созданию музея в Оксфорде.

Наряду с сохранением наследия своего гениального брата Жозефина и Лидия заботились об увековечении памяти отца. Один портрет Бориса Пастернака был подарен галерее Тейт, замечательную картину «Поздравление», запечатлевшую детей художника в день серебряной свадьбы родителей, получила в свое распоряжение Третьяковская галерея. Правда, это произошло уже намного позже, в 1979 году, накануне открытия грандиозной выставки Леонида Осиповича в Москве. К этому времени он, в отличие от своего сына, уже был полностью реабилитирован в глазах советской власти. На открытие этой выставки Лидия Пастернак-Слейтер, ставшая к тому времени еще и одной из ведущих переводчиц русской поэзии в Великобритании, привезла для главной галереи страны замечательные портреты, выполненные Леонидом Осиповичем. Портреты тех, чьи имена вписаны в золотую книгу культуры России — Алексея Ремизова, Михаила Гершензона, Сергея Рахманинова. Напомним, что к этому времени в московском издательстве «Советский художник» в 1975 году вышла подготовленная Александром и Жозефиной Пастернак большая книга «Леонид Пастернак. Записи разных лет».

Тогда же были проведены выставки в оксфорд-ском музее Эшмолеан, в Бристоле и Мюнхене. О Леониде Пастернаке были опубликованы десятки статей, в Лондоне в 1974 году увидела свет блестящая книга Дэвида Бакмана «Леонид Пастернак: русский импрессионист». И все-таки музея Леонида Осиповича не было.

И Энн Пастернак, филолог, профессор Оксфордского университета, специалист и автор ряда работ по истории литературы шекспировской эпохи, такой музей создала. Естественно, при огромной помощи ее матери и тети Жозефины, а также всех московских и английских родственников.

Почти 25 лет каталогизировалось, описывалось и фотографировалось оксфордское собрание. Поврежденные холсты и листы с бумагами реставрировались, наклеивались на картон. Ящики с архивами были разобраны, документы описаны. Среди сундуков был найден ряд работ, о которых все давно забыли, — к примеру, дивные портреты Альберта Эйнштейна. Или холст с изображением зала Большого театра в дни крупного большевистского форума. После ультразвукового исследования картины среди портретов делегатов обнаружились лица коммунистических вождей, закрашенные позднее. Большинство из них стали жертвами сталинско-вышинских «спектаклей». Леонид Осипович, судя по всему, собираясь возвращаться в Россию, понимал, что такие изображения туда везти не стоит.

2 мая 1999 года при огромном стечении народа музей был открыт в том же доме на севере Оксфорда, на улице Парк Таун, где прожил последние отпущенные ему годы Леонид Пастернак. В затененных, со специальной подсветкой, чтобы не выгорала графика, трех комнатах зрителей встречают портреты Эйнштейна и Рахманинова, Льва Толстого, родных мастера, пейзажи России. И в этом же доме сегодня живет Энн Пастернак-Слейтер с четырьмя детьми и мужем, одним из ведущих поэтов Англии Грейгом Рейном. Через месяц после открытия музея состоялась большая выставка в оксфордском музее Эшмолеан, а также была представлена огромная работа — два тома каталога-резоне «Леонид Пастернак. Годы в России. 1875-1921», изданного усилиями профессора русской литературы в Колорадском университете Римгайлы Салис. Предисловие написал один из самых известных искусствоведов Великобритании — Джон Уитни.

И сегодня в музее Леонида Пастернака с радостью встречают гостей со всего мира, тех, кто любит и ценит искусство Мастера.