Во власти красоты. Часть I. »...глаза Олениной моей!»

В своем исследовании А.М. Эфрос вывел своеобразную «пушкинскую формулу» образа Анны Олениной: пышная прическа из нескольких буклей с волосами, уложенными сзади бантом на высоком гребне; волосы, спадающие на лицо, закрывают лоб, щеки, глаза. Однако сравнение этих рисунков между собой дало, на наш взгляд, веские основания согласиться с автором только по поводу профильного великолепного портрета на черновой рукописи 1-й песни поэмы «Полтава» (май 1828 г.). Но именно он «выпадает» из предложенной «пушкинской формулы». В нем — единственном — все иное: форма головки, рисунок носа; большие широко открытые глаза, смотрящие вверх и вдаль; выражение лица задумчиво и чуть лукаво; по-детски мягкий, маленький, чуть капризный рот. Все это милые черты облика девушки примерно двадцати лет, то есть модели гораздо младшей тех, которые изображены в других профилях. Прическа иная: по-другому — назад — зачесаны гладкие волосы, бант волос на затылке уложен по моде времени, но с одним локоном — этакий индивидуальный элемент стильной прически.

Есть основания не согласиться и по поводу сходства всех этих рисунков с профессиональными портретами Анны Олениной. Эфрос пишет: «Сохранившиеся ее портреты: относятся к позднейшим годам: все же между пушкинскими рисунками и ее наиболее ранним портретом Г. Гагарина 1835 г. есть общее сходство черт, равно как совпадение особых подробностей облика: высокой прически, локонов, серег и т. п.».

Портреты, о которых говорит Эфрос, кроме единственного названного рисунка Г.Г. Гагарина 1833 года («1835» — ошибка прочтения автором даты в подписи), — это работы В.И. Гау (1839), А. Попова (1842, с оригинала К.П. Брюллова) и другие, еще более поздние; но были и более близкие по времени к рисункам Пушкина, видимо, не известные исследователю: П.Ф. Соколова (1825) и К.К. Гампельна (1825-1826).

В пушкинском рисунке Анны, о котором говорилось выше, и в портрете П.Ф. Соколова имеется разительное сходство «внешнего и внутреннего лица» натуры мягкой и мечтательной. Что касается прически Анны Олениной, мы видим либо один локон, либо локоны, взбитые пышно на висках. Невозможно согласиться с утверждением о наличии иконографического сходства этих документальных портретов с другими так называемыми «оленинскими» профилями — ни во внешних чертах, ни в «особых подробностях» ее облика, ни в характере натуры.

Профиль, рисованный Пушкиным на рукописи «Полтавы» и им самим зачеркнутый (рядом с Анной Олениной), А. Эфрос также считал ее изображением. Сходство действительно есть, но, на наш взгляд, несмотря на то, что лицо обрамлено локонами, — это изображение мужчины, а именно — отца Анны, А.Н. Оленина. Сравнение этого профиля с портретом Оленина, рисованным О.А. Кипренским, убеждает в абсолютном сходстве. В свою очередь, профессиональные портреты Анны Олениной свидетельствуют о ее сходстве с отцом. Это сходство, уловленное Пушкиным, и подсказало ему прием, часто употребляемый им в портретных рисунках: женские прически на мужской голове (в том числе и на своей) — пушкинская художественная «игра». Поэт был прирожденным художником.

Вернувшись в Петербург из ссылки, А.С. Пушкин встретился в первый раз с Анной Олениной в ноябре или декабре 1827 года5. Об этой встрече вспоминала она в своем «Дневнике» однажды в июле 1828 года: на балу у графини Тизенгаузен-Хитрово Анета увидела самого интересного человека своего времени, отличавшегося на литературном поприще. Это был знаменитый поэт Пушкин, она собиралась выбрать его на один из танцев: хотела отличить знаменитого поэта. Боязнь быть высмеянной им заставила ее опустить глаза и покраснеть, когда она подходила к нему: настал его черед: и она увидела, как он направляется к ней.

О последующих встречах Пушкина и Анны Олениной в апреле-мае 1828 года известно из писем П.А. Вяземского к жене. О встрече у Олениных 17 апреля 1828 года князь Вяземский сообщил ей: «Девица Оленина довольно бойкая штучка. Пушкин называет ее драгунчиком и за этим драгунчиком ухаживает». Во французском оригинале письма игра слов: dragon по-французски имеет два значения: драгун и дракон, последнее — в переносном смысле — злая, злоязычная женщина. 2 мая снова Пушкин был с Вяземским у Олениных на балу: «Мы с Пушкиным играли в кошку и мышку, то есть волочились за Зубовой-Щербатовой, которая похожа на кошку, и за малюткою Олениной, которая мала и резва как мышь».

С ноября-декабря 1827-го до 17 апреля 1828 года сведений об их встречах не найдено, но по этому письму П.А. Вяземского видно, что таковые были, в противном случае после первой встречи была бы невозможна такая степень фамильярности во взаимном обращении. В этой связи следует заметить, что около четырех месяцев прошло со дня самого первого знакомства, а первый графический портрет-отклик появился лишь в мае 1828 года. Это означает, что поэт не забыл ту встречу, но сформировалось его отношение к «новому лицу» не сразу. Только в майском рисунке определилась зрительно-поэтическая доминанта ее образа: большие глаза с мечтательным выражением на нежном мягком лице и, как всегда у Пушкина, — с точно схваченными характерными чертами. В характеристике модели ни бойкости, ни, тем более, «злой» натуры нет. Пушкин был, как видно, более тонким психологом, видя нечто иное, чем то, что бросалось в глаза в поведении девушки.

5 мая Пушкин и Вяземский были на балу у Мещерских. Об этом Вяземский рассказывал жене в письме: «девицею Олениной танцевал я pot-pourri и хвалил ее кокетство. Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим, что он в нее влюблен и: играл ревнивого». Язвительный Вяземский и на сей раз ошибся. Именно после 5 мая появляется стихотворный портрет Олениной:

»...глаза Олениной моей! Какой задумчивый в них гений, И сколько детской простоты. И сколько темных выражений. И сколько неги и мечты! Потупит их с улыбкой Леля — В них скромных граций торжество; Поднимет — ангел Рафаэля Так созерцает Божество.»

В этих стихах прочитывается — параллельно рисунку — художественно-образная доминанта восприятия Пушкиным Анны Олениной: томный мечтательный взор больших глаз. Портрет П.Ф. Соколова (1825) исполнен в том же образном ключе. После разрыва отношений 25 мая 1828 года (отказ родителей А.А. Олениной на предложение руки) ни одного графического портрета до конца 1829-го — начала 1830 года не появилось. В это время в черновой рукописи неоконченной поэмы «Тазит» среди набросков планов просматривается глубоко личный горячий мотив:

I. ...любовь. Отвергнутый
II. любовь. сватовство. отказ и др.

На листах рукописи Пушкин рисует варианты портретов А.Н. Оленина. На одном из них его облик приобретает классизирующие черты античного патриция (образная аллюзия «сановного» А.Н. Оленина); рядом — девичий профиль, романтизированный в духе рафаэлевского ангела, «созерцающего Божество», — дочь Оленина Анна. Эта атрибуция принадлежит Р.Г. Жуйковой, назвавшей рисунок «поэтическим портретом-воспоминанием«12. Атрибуция абсолютного «попадания в образ» и портрета, и стиха; здесь действительно, как и в первом портрете — «формула Анны Олениной», в которой главное — глаза. Восприятие модели в первом и втором графических портретах совпадает, возраст — тоже.

Уезжая в деревню в ночь с 19 на 20 октября 1828 года, Пушкин прощается в стихах с Петербургом, где «Ходит маленькая ножка, / Вьется локон золотой» («Город пышный:«13). Поэтическая «формула» Анны Олениной усложняется, уточняется: кроме глаз — «маленькая ножка» и «локон золотой».

Два портрета А.А. Олениной, рисованные в 1828 году, в мае, и в конце 1829-го — начале 1830 года, родственны, отражают единый поэтический взгляд художника на модель. Но второй — более романтичный: это портрет-воспоминание и прощание с серьезным, нежным и восторженным чувством уже не юношеской — взрослой — любви.

Глубокий лиризм пронизывает все майские стихи Пушкина 1828 года, посвященные Анне Олениной; в них лейтмотивом проходят одни и те же эпитеты, звучит одна струна: ангел Рафаэля, нега, мечтательность: нежный взор, ангел кроткий, маленькая ножка, локон золотой и т. п.

Художественно-образная и психологическая согласованность пушкинских, стихотворных и изобразительных, портретов Анны — фактор, показывающий бесспорность иконографической атрибуции этих двух профилей, имеющих тем самым документальную ценность. Именно их следует считать портретно достоверными и на их основе, как и на основе профессиональных портретов, следует определять иконографию других рисунков «эфросовской» серии.

В мае 1828 года в рукописях поэта — россыпь монограмм и анаграмм с многоговорящими соединениями его имени с именем Олениной: А.Р., Annete Pouchkine, Aninelo, А.О.14 Но после 25 мая все перечеркнуто — брак не состоялся. Тогда как в «Дневнике» Анны обращает на себя внимание одна «странность»: нет нигде ни слова о сватовстве Пушкина, но подробно описываются все другие случаи неудачных попыток выйти замуж.

Есть в «Дневнике» (1829) и такие строки: «Все планы, что я делала, все рушились до сих пор без успеха. Я обречена, мне кажется, быть одной: От любви остались одни воспоминания, от дружбы одни сожаления. Кто подумал бы, прочитав эти строки, что та, которая их пишет, почти всегда весела в гостиной; что улыбка на лице, когда горе в сердце, и что душу теснит и слезы на глазах, когда говорю я вздор и весела как соловей«15. В этих искренних строках раскрывается нравственная сущность натуры Анны Олениной, о которой не догадывался князь Вяземский, но которую смог почувствовать Пушкин за внешней легкомысленной веселостью «драгунчика». Женственную мягкость, красоту души и серьезность отношения к человеческим связям — все это и передал поэт в двух ее портретах.

1829 и 1831 годы в судьбе Пушкина — поворотные: решался вопрос о женитьбе. Зимой 1828-1829 года поэт познакомился с Натальей Николаевной Гончаровой и сразу сделал предложение. В апреле 1830-го — вторичное предложение и получение согласия. В мае 1830 года состоялась помолвка, а 18 февраля 1831-го — свадьба. В это же время поэт пишет стихотворение «Я думал, сердце позабыло:» (1831, янв.?)16. Среди четырех рисунков на черновике имеется легкий очерк девичьего лица (прямоличный) с большими глазами. По атрибуции Р.Г. Жуйковой — портрет-шарж А.А. Олениной. Представляется, что это «опять она», но, на наш взгляд, при всей неоконченности рисунка в портрете не видно элементов шаржа; иконографически он очень близок и к ее портретному рисунку Г.Г. Гагарина 1833 года, и к портрету П.Ф. Соколова. Сам по себе факт возникновения образа Олениной, даже в такую пору жизни Пушкина, чрезвычайно интересен для биографии поэта.

В отношениях Анны Олениной и Пушкина было много игры самолюбий и легкомысленных «словесных эскапад» самого поэта в мужском обществе. В результате они «переиграли», и их истинные чувства друг к другу дали трещину. Но Пушкин возмужал среди этих «печальных бурь», понял, что из всех «любовей» до Натальи Гончаровой серьезной была только любовь к Анне Олениной.

Юную девичью фигурку в рост со спины в Альбоме Ушаковой (Москва, 1829) Эфрос считал рисунком Пушкина: она «должна была представить девицам Ушаковым общий облик Анны Алексеевны». Но далее он же заметил «неверно проведенные абрисы отдельных кусков фигуры, грубоватые, одним махом сделанные исправления: и недорисованные части». Отмечая эти качества как несвойственные Пушкину-рисовальщику, А.М. Эфрос все же не решился отвести этот рисунок от руки Пушкина. Осмелимся сделать это: беспомощность рисунка производит впечатление копирования манеры пушкинского «почерка». Видимо, рисунок сделан одной из сестер Ушаковых (как и некоторые другие в этом альбоме); в нем нет главного — артистичности линии. Думается, что это графический «пересказ» рассказа Пушкина о несостоявшемся сватовстве (Анна изображена отвернувшейся).

Итак, детальное сравнение между собой всех рисунков, их сопоставление с профессиональными портретами А.А. Олениной 1825-1840-х годов, образная согласованность стихотворных портретов Анны Алексеевны в лирическом цикле Пушкина и двух ее портретных рисунков, созданных им же, с одной стороны, и с другой — анализ характера натуры Анны и стиля ее личных взаимоотношений с поэтом по ее «Дневнику» — все эти факторы, на наш взгляд, дают веские основания для иконографической переатрибуции шести портретов из «эфросовской» серии, для предположения о существовании другой модели. Об этом пойдет речь во второй части статьи.