Орловский или... Томилов?

Рисунок, изображающий группу монголов, стреляющих из лука, был приобретен московским коллекционером несколько лет назад у антиквара в Вене как работа Александра Орловского; монограмма была нечеткой и прочитывалась так: «АО», то есть как монограмма этого известного польского художника, работавшего в России. Действительно, этнографический сюжет, большой формат листа и смешанная техника близки его работам. Более того, в монографии Э.Н. Ацаркиной воспроизведен рисунок Орловского «Монголы» (1808), аналогичный исследуемому и, очевидно, послуживший образцом при его создании. Может быть, перед нами авторское повторение? Но Орловский никогда не делал повторений, настолько близких первоначальному варианту. Его творческий темперамент не мог удовлетвориться буквальным воспроизведением собственных композиций. Обращаясь к одной и той же теме или типажу, он варьировал расположение групп, пластический мотив, позы, ракурсы и т. д. Некоторая сбивчивость форм и упрощенность трактовки нескладных, но по-своему выразительных фигур, не позволяли безоговорочно отнести работу к произведениям знаменитого рисовальщика. С другой стороны, она не вызывает ощущения подделки «под Орловского», в ней нет фальшивой мастеровитости, напротив, присутствует свободное авторское движение руки. Когда же удалось внимательно рассмотреть монограмму, оказалось, что это прописные буквы «А.Т.», выполненные печатным шрифтом. Работы А.О. Орловского копировали часто, однако, несмотря на предпринятые поиски, среди художников первой половины XIX века не удалось обнаружить ни одного рисовальщика с такими инициалами, близкого по манере автору «Монголов».

Листая каталог рисунков О.А. Кипренского, я обратила внимание на офорт (грифонаж), отпечатанный с доски, которая была награвирована Кипренским и: Алексеем Томиловым. На первом оттиске посередине листа идет надпись рукой Кипренского, которая свидетельствует о том, что А.Р. Томилов имел опыт в гравировании: «Я весьма доволенъ вашими Грыдыровками (от архаической формы слова «гравюра». — С.С.). Спасибо. Продолжайте, талантъ есть, не малый». Руке Томилова на этом офорте принадлежат следующие изображения: голова женщины и голова мужчины, расположенные перпендикулярно левой границе листа, а также головы старика и старухи с гравюр Рембрандта. Но если Томилов увлекался гравированием, логично предположить, что он мог и неплохо рисовать, тем более будучи окружен столь яркими талантами. Подолгу жил у Томиловых в Успенском и Александр Орловский. Он часто обращался к творчеству Рембрандта, порой непосредственно подражая его портретам, и еще до работы над литографией занялся гравюрой (офортом и акватинтой). Возможно, под его влиянием Томилов и гравирует с Рембрандта. Монограмма Томилова на офорте имеет совсем иное начертание, чем на рисунке «Монголы, стреляющие из лука». Однако владельческая печатка Томилова с его инициалами «АТ» и монограмма на рисунке очень похожи по характеру букв, хотя в печатке буквы скомпонованы иначе — в слитную композицию.

Не является ли в таком случае монограмма на рисунке лишь владельческим знаком? И перед нами все-таки произведение Орловского? Здесь важно отметить следующее: отличие, заметное при внимательном сравнении оригинала и копии, касается не композиционных и пластических мотивов, которые могли быть изменены одним и тем же художником, а самого характера исполнения, приемов работы с материалами. И это отличие свидетельствует не об авторском упрощении технических приемов (даже если допустить, что Орловский сделал несколько небрежную копию для своего покровителя и друга, то рисунок совсем не производит впечатления такового), а об иных технических навыках, об ином подходе к задаче построения формы и пространства. В оригинальном рисунке есть пространственная глубина, мягкая и вместе с тем энергичная лепка объемов, богатство фактурных градаций, достигаемое растушовкой пастели и сангины, взаимодействием штрихов разного цвета. Не случайно Орловский так любил смешанную технику, позволявшую добиваться той особой живописности, которая отличает его графические произведения. Контрастность света и тени наряду с тонкостью светотеневых переходов придает статичной композиции оригинала динамизм. При этом наиболее светлые участки и световые блики проложены очень деликатно, не форсировано, а темные места (грозовое облако, тени от фигур) не зачернены. Копию отличает внимательный и в то же время достаточно свободный, творческий подход к оригиналу. Автор опускает некоторые мелкие детали, добавляя другие, несколько по-иному изображает форму облаков, «горок» и незначительных элементов экипировки персонажей. В рисунке допускаются заметные искажения формы: одно плечо у фигуры на дальнем плане слишком выдвинуто в сторону (в упомянутом офорте А.Р. Томилова примерно так же очерчено выступающее плечо «старика»), у второй фигуры «сбит» затылок, у лошади не «прочувствована» и очень условно, без нюансов, декоративными белыми штрихами передана форма черепа (чего Орловский, конечно, просто не мог бы себе позволить). С другой стороны, у главной фигуры копиист делает руку, натягивающую тетиву лука, крупнее, чем в оригинале, тем самым уточняя ее реальные пропорции по отношению к голове. Лист отличается по колориту, кроме того, он облегчен в цветовой и светотеневой «нагруженности», менее контрастен, чем оригинал. Но при этом мел используется в полную силу, белильные «оживки» не сливаются с рядом лежащим тоном, не участвуют в нюансировке формы, а очерчивают ее или акцентируют выпуклости объемов.

На мой взгляд, в этом рисунке не просто отсутствует свойственная Орловскому маэстрия. Весь характер исполнения говорит о работе внимательного, по-своему талантливого, но любителя, не обладающего навыками школы и достаточным опытом владения графической техникой. Можно ли допустить, что автором рисунка является некий неведомый любитель из окружения Орловского, а автограф «АТ» лишь заменяет владельческую печатку Томилова? Можно. Однако это допущение уводит поиск в слишком неопределенные дали. А вот авторство Алексея Томилова вполне объяснимо всеми обстоятельствами взаимоотношений художника и его покровителя. Кроме того, в качестве владельческого знака монограмма слишком крупна и тщательно прорисована (с авторскими поправками), чтобы выполнять лишь «инвентарную» функцию. Обращает на себя внимание также то, что она расположена не в самом углу листа, при этом буквы немного наклонены. С большой долей уверенности можно считать, что перед нами все же редкий (если не уникальный) образец творчества Алексея Томилова, тонкого ценителя и знатока искусства, оставившего заметный след в истории русской культуры как друг художников, их покровитель, коллекционер и автор заметок «Мысли по живописи». Ценность его огромного собрания, куда входили произведения русской и западноевропейской живописи и графики, заключалась в том, что оно формировалось при жизни многих мастеров русского искусства XVIII — начала XIX века, чьи работы Томилов приобретал или получал в подарок. Его коллекция русского рисунка была первой и крупнейшей для своего времени, а его интерес к графике намного предвосхитил собирательство рисунка, ставшее столь популярным в конце XIX века.

Александр Орловский приехал в Россию в 1802 году двадцатипятилетним молодым художником. Его первые изображения башкир и киргизов относятся к 1807 году, и, как считают исследователи, эти этнические персонажи не были плодом фантазии художника, пользовавшегося экзотическим реквизитом. Они могли создаваться под впечатлением живых наблюдений, поскольку в эти годы в нерегулярных войсках русской армии служили и представители кочевых народов. На рисунках изображена сцена стрельбы из лука: знатный монгол в окружении своих слуг и напарника натягивает тетиву. «Характерное» (а не «красивое») преобладает здесь как принцип романтического взгляда на сюжет и натуру. С этнографической точностью переданы элементы национального костюма. Они, в том числе шапки конической формы с меховыми полями и помпонами, указывают на принадлежность персонажей к монгольской группе кочевых народов (киргизы же носили высокие остроконечные войлочные шапки, верх которых закрывался от непогоды башлыком). Сапоги с белой плоской подошвой характерны для маньчжуров и корейцев. Главный персонаж одет в дорогую куртку из меха тигра, его шапочку украшает красная ленточка, к кушаку привязаны огниво, мешочки для табака, ножа и палочек для еды. В сцене стрельбы мало динамики, но в самой статичности, приземистости фигур (даже некоторой гротескности) есть особый аромат простоты и подлинности. Эти качества оригинала, очевидно, и привлекли Томилова, увлеченного необычными персонажами: «Чувство изящного, — говорил он, — не состоит в том, что видеть, а в том, как видеть прекрасное. И еще: исполнение простого и неважного предмета всегда заслуживает предпочтения пред посредственным исполнением предмета сложного и возвышенного».

Надеюсь, данная публикация позволит обратить внимание на талантливого любителя и, возможно, обнаружить в музейных и частных собраниях другие его работы. Известно, что целый ряд вещей из коллекции Е.Г. Шварца (бывшей коллекции А.Р. Томилова) имели неверную атрибуцию; возможно, среди таковых затерялись и произведения самого покровителя художников.

В заключение хочется подчеркнуть: в экспертной работе всегда отрадно сотрудничать с коллекционером, для которого академический интерес важнее коммерческой стороны дела, а научная истина ценнее соображений о рыночной стоимости художественного произведения: