Неизвестный альбом А.П. Боголюбова
Авторы: Ольга ПтицынаКультура художественного альбома, открытого для дружеского круга, предназначенного для записей и зарисовок, сейчас утрачена. Между тем история изобразительного искусства и литературы была бы далеко не полной без таких памятников.
Интерес редакции к данному жанру продиктован его полифоничностью. Альбом — это предмет, красноречиво свидетельствующий об эпохе, ее художественной жизни и бытовом укладе. Одновременно он — произведение искусства в собственном смысле слова, показывающее внутренний мир художника. Мы публикуем материалы о двух альбомах, которые до сих пор не были известны даже специалистам. Одна из статей посвящена альбому рисунков А.П. Боголюбова, выполненных во время его путешествий. Перед нами монолог художника, своеобразный лирический «портрет». Другая статья — об альбоме, принадлежавшем некогда художнику Н.Э. Саксу. На его страницах отражены взаимоотношения мастеров, связанных дружбой и творческим делом. Таким образом, альбом — художественное пространство, в котором встречаются искусство и жизнь, индивидуальное и общее.
Альбом А.П. Боголюбова периода заграничной пенсионерской поездки художника является уникальной находкой, оказавшейся в поле зрения сотрудников Отдела графики Государственной Третьяковской галереи благодаря содействию редакции журнала «Русское искусство». Почти полтора столетия альбом находился у потомков художника, которые бережно его хранили и смогли обеспечить хорошее состояние реликвии, не допустив разрозненности альбома и продажи отдельных рисунков. Сотрудники национального музея благодарны им за это. В ближайшее время этот раритет войдет в собрание Третьяковской галереи.
В альбоме 57 листов. Почти все они заполнены рисунками — от беглых, набросочных до хорошо продуманных и тщательно проработанных. Подпись художника стоит только под одним из первых листов: Майнъ : AВogoluboff, но авторство всего альбома безусловно. На многих листах рукой Боголюбова сделаны надписи названий мест: Майн, Дунай, Галац, Калакрин, Сулин, Константинополь, Босфор, Черное море, Синоп, Трапезунд и т.д. Листы альбома датированы не только годом — 1856-м, но и месяцами, с сентября по ноябрь, и днями. Это своеобразный авторский художественный дневник.
Дополнив его авторскими воспоминаниями, названными Боголюбовым «Записки моряка-художника«1, мы получаем редкую возможность соотнести примеченное глазом с тем, что выражено словом Боголюбова, умного и интересного наблюдателя.
Заметим, что как раз та глава воспоминаний, которая связана со временем создания альбома, была единственной, напечатанной при жизни художника. Боголюбов сделал акцент на дату: «Записки моряка-художника 1856-1857«2, что красноречиво говорит о значимости указанного периода, связанного с поездкой художника на Ближний Восток, в Константинополь и Синоп, для сбора материалов к картинам о Крымской войне.
Высочайший выбор российским императором Николаем I Боголюбова для исполнения столь ответственной задачи был сделан не случайно.
Художник происходил из уважаемой семьи, отцом его был полковник П.Г. Боголюбов, ветеран Отечественной войны 1812 года. Мать — Ф.А. Радищева, дочь известного писателя. Семнадцати лет от роду Алексей Боголюбов окончил со званием мичмана Морской кадетский корпус в Петербурге. Еще в стенах училища у него обнаружилась большая любовь к рисованию, которая все более возрастала в продолжительных заграничных плаваниях, дававших богатый материал для впечатлений. Бывая за границей, будущий художник знакомился с произведениями лучших западноевропейских мастеров, в Лондоне восхищался Тернером.
Прослужив у адмирала А.А. Дурасова адъютантом, Боголюбов был приписан в числе лучших офицеров к императорской морской яхте — фрегату «Камчатка» и сопровождал из Англии на Мадейру направляющегося на лечение зятя Николая I — герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Последний, будучи президентом Академии художеств, проявляет интерес к увлечению Боголюбова рисованием и живописью и даже заказывает ему «альбом акварелей всего интересного, встреченного на пути». На Мадейре Боголюбов удостоился похвалы лечившегося на благодатном острове прославленного Карла Брюллова, подвигнувшего молодого лейтенанта заняться образованием. «Профессору меня представил герцог и отрекомендовал как любителя. Брюллов попросил, конечно, из вежливости, показать работу... Сделал замечание про рисунок, но, увидев этюды с натуры, сказал: «Эге, да вы, батюшка, краску бойко месите, продолжайте, а главное, рисуйте построже». Все это меня очень ободрило» (Записки, с. 28).
С 1850 года Боголюбов — вольнослушатель Петербургской Академии художеств. «Зачислился к пейзажному профессору Максиму Никифоровичу Воробьеву. Он был художник серьезный, но старой школы: Не было для меня тогда другого кумира, как Иван Константинович Айвазовский, блиставший «такою фугою красок»» (Записки, с. 29). Учась в Академии, Боголюбов удостоился похвалы и вознаграждения от императора за картину «Афонское сражение», написанную к столетию Морского кадетского корпуса.
Боголюбов заканчивает Академию в сентябре 1853 года, как раз в момент начала Крымской войны. «Государь, принимая во внимание, что я на службе окончил второе мое образование, сперва как морского офицера и ныне как художника, дозволяет мне выйти в отставку, несмотря на военное время, и переименовывает меня в художника Главного морского штаба с причислением к Морскому министерству» (Записки, с. 42).
Тогда же Боголюбов удостаивается золотых медалей за картины с видами Ревеля и Петербурга и получает право на трехлетнюю поездку в художественные центры Европы для совершенствования мастерства за счет Академии художеств.
Еще до отъезда за границу в декабре 1953 года Боголюбов участвовал в спектакле Александринского театра, посвященном одному из важнейших сражений Крымской войны — Синопскому бою. «Ко мне обратилась дирекция, чтоб я сделал эскизы боя. Я отрыл из «Путешествия Чихачева» вид Синопа, снятый художником Дороговым, наставил кораблей, напускал много дыму. Но на сцене вышла мерзость хуже моей, ибо корабли черт знает как написал декоратор Вельц. Но все-таки это очень мне помогло. Государь Николай Павлович, когда ему сказали, что эскиз делал я, приказал графу Клейнмихелю, чтоб он заказал мне сделать рисунки боя и еще других последовавших почти одновременно морских боевых эпизодов. А именно Синопское сражение, две бомбардировки крепости Исакчи нашей канонерской лодкой, взятие турецкого парохода Перваз-Бахри нашим военным пароходом «Владимиром»... под флагом контр-адмирала Корнилова, ночной и дневной бой фрегата «Флора» с тремя турецкими линейными кораблями у берегов Пицунды и, наконец, сражение парохода «Колхида»... у абхазского берега при укреплении св. Николая. Через десять дней элегантный альбом был готов...» (Записки, с. 39).
«Как только вышли литографии моих морских сражений, в мою мастерскую пришел гр. Кушелев-Безбородко. Из любви ли к искусству или чтобы показаться меценатом, он просил меня написать Синопский бой в большую довольно величину, обусловив известным сроком. Конечно, я картину исполнил через три дня» (Записки, с. 41).
Как видим, поначалу Боголюбов работал слишком быстро, вероятно, по молодости лет не утруждая себя заданием. Поэтому с уверенностью можно сказать, что заграничная поездка в качестве пенсионера Академии художеств для молодого дарования была весьма полезна.
Знакомство с культурой европейских стран — Германии, Бельгии, Италии, изучение старого искусства в музеях, а нового — в художественных магазинах, знакомство с современными западными живописцами, а главное, со своим соотечественником А.А. Ивановым, уже много лет работавшим в Риме над «Явлением Мессии», привели Боголюбова к выводу: только работы на натуре являются поиском собственного стиля. На всю жизнь запомнились слова, сказанные Ивановым: «Вы лучше пишете, чем рисуете, — займитесь последним, это никогда не повредит. Молодежь ошибочно думает, что кисть есть все. Нет, она только совершенна, когда ею художник пишет и рисует» (Записки, с. 63). Запомнился на всю жизнь и метод работы Иванова над грандиозной исторической картиной: для создания большой композиции художнику необходима очень серьезная подготовка, в основе которой лежат этюдные зарисовки.
В 1856 году «возвратясь из Киссингена3 после окончившейся Крымско-турецкой войны (так у А.П. Боголюбова. — О.П.) в Париж, я сделал все необходимое для успешного исполнения Высочайше сделанного мне заказа покойным Государем Николаем Павловичем, для чего необходимо было написать серьезные этюды с натуры для Синопского сражения и пяти других боевых морских эпизодов на Черном море» (Записки, с. 66).
«Получив письма от посла Киселева в Париже к послу Бутеневу в Константинополе и благодаря... выданному мне по повелению Государя значительному пособию, я мог отправиться совершенно удобно в продолжительное путешествие» (Записки, с. 66).
В ходе этого путешествия и будут заполняться листы альбома, представляемого нами читателю.
Около десяти начальных рисунков посвящено реке Дунай. В своих Записках художник сравнивает ее в верхнем течении с Доном. Совершенно поразил его узкий проход Дуная у Железных Ворот, где береговые горы предельно сближены. «Вода под пароходом здесь клокочет, как в кипящем котле». Видимо, подходу к этому месту посвящен очерченный маленький рисунок. В других рисунках Дунай широк и раздолен, как Волга в нижнем течении, «в особенности во время разлива». В устье Дуная надо было пересаживаться на морской пароход в Константинополь. «Но я был озабочен, как бы приютиться в Галаце и достать лодку для моих работ против крепости Исакчи».
Именно с Галаца в устье Дуная начинаются в альбоме прекрасные панорамные виды, исполненные сепией, тушью и графитным карандашом, захватывающие оборот предыдущего и лицевую сторону следующего листа, размером 24,5х66,2 см. Иногда панорамы даются по вертикали на треть или половину листа, и тогда мы видим по три панорамы друг над другом на двух развернутых листах. В пути Боголюбов делает быстрые наброски то парусных лодок с гребцами, то турецкого пикета на берегу Дуная, то судов греческого флота, то мачт с парусами.
На одном листе в середине между двумя рисунками нами обнаружена авторская пометка: 17 Сентября — Обокрали Сулинъ. В Записках это печальное происшествие подробно описано (с. 67-69). Боголюбов лишился всех документов, рекомендательных писем, денег. И хотя вора нашли, но ему ничего не вернули, художник »:без гроша въехал в Константинополь. Утро было чудесное, виды бесподобные, но мне было не до них. Прибыв в город, я тотчас отправился в консульство. Но не был принят консулом, потому что, как он выразился, уж слишком много является беспаспортных бродяг... которые выдают себя за потерпевших несчастье и надувают консульство с целью выманить деньги» (Записки, с. 68). В резиденцию посла в Беюк Дере Боголюбова даже не пустили. Пришлось искать работу. «Я прожил две недели, ретушируя у фотографа по утрам, и в остальное время рисовал виды Константинополя» (Записки, с. 68).
В альбоме — великолепные панорамы города, отдельные улочки и большие районы. Всего около десяти рисунков. Скрупулезно-точный карандаш, легкая свободная кисть сепией и тушью завораживают. Хочется вглядываться, узнавать храм Святой Софии и мечеть султана Сулеймана, пролив Босфор и залив Золотой Рог, мириады мечетей и барочные европейские здания. Одна панорама подписана: Галата-Сарай, другая — Изъ дома Шведского посланника — Пера 1856 22 Сент, маленькая изящная сепия — Леандрова башня. Его пейзажи населены людьми, животными, знаменитыми дикими константинопольскими собаками. Позднее, в 1858 году, на годичную выставку в Академию художеств Боголюбов пошлет на звание академика в числе других картину «Вид Константинополя с кладбища Галата-Сарай».
Создавая виды Константинополя, Боголюбов не покладая рук зарабатывал потерянные деньги не только ретушью портретов, но и выполнением серии рисунков большого английского корабля, заказанной его капитаном.
«Хотя денежные обстоятельства мои и поправились отчасти, но положение по отношению к посольству было все то же, и ответов на письма в Россию пока не получал.
Тут со мною случилось опять неожиданное и счастливое обстоятельство. Я шел в Перу. Нужно сказать, что улица, ведущая в нее, так крута, что ехать по ней в экипаже нельзя... Раз, проходя по этой улице, я слышу, что меня окликают: «Алексей Петрович, неужели это вы?» Я поднял голову и узнал генерала Чирикова. Я рассказал ему свои приключения. «Неужели же вас в консульстве не признали?» «Как видите, не признали!» После этой встречи бедствия мои были кончены. Генерал Чириков удостоверил консула в моей личности, а посол не только принял меня вполне ласково, но и выдал денег для поездки в Самсун и Синоп» (Записки, с. 69).
Синоп был главной целью поездки Боголюбова. Синопское сражение 18/30 ноября 1853 года — это последняя в мировой истории битва парусных судов, это крупная победа русского флота под руководством адмирала Нахимова, это поражение Турции и уничтожение ее флота после других сражений на Дунайском и Кавказском направлениях. Это событие могло повернуть весь ход русско-турецкой войны, не вмешайся другие державы. И не случайно художник так сосредоточенно готовился к этой теме.
Боголюбов пробыл в Синопе почти весь октябрь 1856 года. «Синопский рейд произвел на меня сильное впечатление, сюда я ехал подготовленный всеми реляциями известного славного боя, а потому, только что мы попали в бухту, воображение уже рисовало мне две линии флотов — русского и турецкого с клубами пушечного дыма и следующими друг за другом взрывами... Само собой разумеется, что прежде, чем приступить к какой бы то ни было работе, я собирал всевозможные сведения о действиях нашего флота и о диспозиции турецких судов. Изучить последнее оказалось очень просто, стоило только сесть в лодку и проехаться по бывшим турецким линиям. Невдалеке от берега, на дне бухты чернелись остовы судов, а два фрегата лежали на боку у подножия крепости. Жители рассказывали мне, что пожар многих турецких судов произошел от зданий, горевших на берегу, пламя раздувало и крутило вихрем до того сильно, что он отрывал и разбрасывал целые горящие бревна...
Диспозиция наших судов мне была известна из реляции, а потому я должен был обратиться к изысканию пункта для картины. На это у меня ушло около недели. Я решил взять точку с первой батареи, откуда, хотя и немного с птичьего полета, вправо виднелся город с его затейливыми башнями, стену, как бы текущую прямо в воду, и синеющую далью гор, окружающих бухту. Но это не мешало мне во время моего пребывания в Синопе нарисовать и написать его со всех сторон» (Записки, с. 69). «Вся восточная крепостная стена была выстроена турками из разбитых на части колонн. Мне случалось видеть основные камни в два и больше метра, когда-то служившие фундаментами древних зданий» (Записки, с. 70).
В альбоме около двадцати рисунков, связанных с этими местами, исполненных графитным карандашом, акварелью, сепией, черным углем, мелом, и опять запоминающиеся панорамы: вид с холма на Синопскую бухту, Синопское кладбище, «Остатки Синопского боя» с валяющимися ядрами, сбитыми крышами и разрушенными домами, пушки всех калибров, южные берега Черного моря, наши первая и пятая батареи, лодки у берега, турки, курящие кальян, просто прохожие. Запомнилось художнику кладбище: «Более всего казалось живописным синопское кладбище в сумерки или лунную ночь. Между обычными монументами, изображающими чалму на палке, здесь находятся прелестные капители коринфского и дорического ордеров громадной величины, разрубленные на части и служащие могильными украшениями. На них вырублены надписи из Корана и имена правоверных. Кладбище окружено кипарисами, бросающими длинные тени на старые мраморы. Между всем этим вьются всевозможные ползучие растения и целый рой блестящих мошек, они переносятся из темной полосы в светлую и теряются в лунном свете. Днем кладбище тоже прекрасно. Диких собак здесь столько же, как и в Константинополе, но они смирнее и пугливее и при появлении человека тотчас же скрываются в свои норы, вырытые под надгробными камнями» (Записки, с. 70).
Неоднократно в разных рисунках можно увидеть изображенного со спины высокого худощавого человека в шляпе и с папкой подмышкой (а может быть, с альбомом?), шагающим по холмистым тропам в окрестностях, или сидящим на берегу с этюдником, или едущим на осле под большим зонтом, часто разговаривающим с местными жителями. Есть некая доля спокойной иронии в изображении этого человека, что позволяет предположить, что Боголюбов изображает здесь самого себя с той самоиронией, которая ему была свойственна, хотя об этом нет упоминания в его Записках.
«После трехнедельного пребывания в Синопе я с хорошим запасом этюдов и чертежей... отплыл в Трапезунд... от Трапезунда к укреплению св. Николая, бывшему последним пунктом моих работ по черноморским заказным картинам». По возвращении в Константинополь Боголюбов как бы вновь видит этот город: »...Босфор — Леандрова башня, мыс Сераль и мириады мечетей, расположенных по холмам чудного Царь-города, произвели на меня в этот раз более сильное впечатление и приятное, чем когда я их увидел впервые, обворованный» (Записки, с. 71).
Вернувшись в Париж, Боголюбов на основе своих этюдов пытается писать картины, но не все получается. «Я в то время был сильно недоволен своими заказными работами: вся работа моя мне не нравится, и я порешил ее уничтожить...» Князь Гагарин предложил художнику две картины оставить, три переписать и обещал «выхлопотать от Государя еще год продолжения пенсиона, что и было исполнено» (Записки, с. 81). Боголюбов направляется в Германию. «Приехав в Дюссельдорф после Парижа, где я пробыл два с половиной года учеником доброго и гениального моего учителя Эжена Изабе, я поступил опять в ученики профессора Ахенбаха» (Записки, с. 82). Немецкий живописец Андреас Ахенбах понял в Боголюбове главное и оценил этюды русского художника: «Истинно морских художников очень немного, а мы все только лодочники». Боголюбов часто у своих учителей выступал в роли специалиста: »...как только дело доходило до морского судна, он вечно хромал знанием, почему впоследствии ему, как и Изабе, мне приходилось поправлять конструкцию судов, чертить снасти от руки, по муштабелю и указывать на недостаточность страдания судна на волне. Но до этого доверия я дожил только разве через полтора года» (Записки, с. 83).
Боголюбов по возвращении в Петербург получил звание профессора «за особенные успехи и достоинства. До сего времени ни один из пенсионеров Академии при возвращении в Россию не привез такого большого количества отличных этюдов и картин», — говорилось в постановлении Совета Академии4.
С 15 ноября по 15 декабря 1860 года в Академии художеств состоялась выставка Боголюбова. «Стояло 7 царских картин большого размера: «Синопский бой», «Пароход «Владимир», «Взятие турецкого парохода «Перваз-Бахри», «Погром крепости Исакчи», «Пароход «Колхида» при Николаевском укреплении», «Бой фрегата «Флора» с двумя турецкими кораблями» — вид дневной и ночной, «Вид Пицунды»... три картины Константинополя, а потом штук 200 этюдов да штук 250 рисунков с натуры» (Записки, с. 90 — упоминаются только произведения, касающиеся нашей темы).
Заканчивая «путешествие» по альбому Боголюбова, которое мы сопроводили воспоминаниями самого художника, обратим внимание на последние листы. На одном из них запечатлены приятели художника на выставке в Париже. Они изображены чуть комично, со спины: профессор физиолог Н.М. Якубович и художник А.Ф. Чернышов. Невольно вспоминаются по Запискам грехи молодости, когда Боголюбов делал целые альбомы карикатур, за что, конечно, нажил себе много врагов. «Еще с юности страсть к рисованию меня губила, ибо я ударялся в часы досуга в карикатуры. Делал директора, учителей, офицеров мелом на досках, на столах, словом, где ни попало...» (Записки, с. 12). Дело дошло чуть не до отчисления из корпуса за шаржированное изображение экзаменационной комиссии во главе с Крузенштерном, и в конце концов с него было взято «письменное обязательство до выхода в офицеры карикатурой не баловаться».
Любовь к шаржу, гротеску останется у Боголюбова до конца жизни. В фондах графики Третьяковской галереи в одном из последних альбомов художника 1890-х годов есть великолепные шаржи, исполненные в Париже, особенно на тему танцев в знаменитом «Мулен Руж».
Есть в наших фондах и один из ранних альбомов Боголюбова, относящийся к 1858 году. В нем мы находим как бы продолжение того, что художник начал делать в поездке на Ближний Восток — исполненные сепией панорамные виды Трепора, Гавра, Трибула, Веле и других мест на севере Франции, в Нормандии.
Обращаясь к любому альбому художника, понимаешь — это его мастерская, его дневник, его очень личное восприятие окружающего мира; его мысль, брошенная через острие карандаша, кисти или пера на бумагу, которую очень важно сберечь в памяти как рождение замысла. Как важно сохранить эту первую мысль! И как интересно ее дальнейшее развитие!
Альбом Боголюбова 1856 года свидетельствует о высоком мастерстве молодого художника, о его стремлении как можно подробнее и вдумчивее рассказать о виденном, неразрывно связанном с историей России. На страницах альбома происходит становление интересной личности одного из самых известных в будущем художников-маринистов, впереди у которого будет сорок лет напряженного творческого труда.