Московский приют тифлисских футуристов

Зданевич занял свое место в среде русских футуристов, при всей звучности имени — место второго плана. Центральное положение в космогонии футуризма занимали кумиры движения — Давид Бурлюк, Алексей Крученых, Владимир Маяковский. Зигмунт (Сигизмунд) Валишевский, уехавший из России в 1921 году, обрел славу национального героя на своей исторической родине — в Польше. В России же его творчество фактически было предано забвению.

Большое количество работ Зданевича и особенно Валишевского находилось в собрании сестры Зигмунта — Валерии Владимировны Валишевской-Навашиной. В 1963 году она передала более 110 живописных и графических работ Зигмунта Валишевского в дар Национальной галерее в Варшаве, оставив у себя самые любимые. Ряд первоклассных графических произведений обоих художников хранится ныне в коллекции внука Валерии Владимировны — Петра Сергеевича Навашина. Эта коллекция отличается утонченной изысканностью и являет собой пример не просто бережного, но и научно осмысленного хранения. Достаточно сказать, что Петр Сергеевич, доктор медицинских наук, явился автором и издателем блестяще написанной книги «Зигмунт Валишевский. Судьба художника» (М., 1997), в которой весь драматизм творческой судьбы Зики (таково было домашнее имя мастера) представлен на фоне художественной жизни эпохи. В этой книге, разумеется, нашло отражение и творчество ближайшего друга Зигмунта — Кирилла Зданевича.

Хранящиеся в коллекции Навашина работы дают яркое представление о масштабе дарования авторов. Беззаветно преданные идее эксперимента, они открывали новые художественные пространства (однако оба, в особенности Валишевский, вдохновлялись классическим искусством). Они ощущали способность трансформировать существующий порядок вещей, разъять линию горизонта. Но линии их собственных судеб неоднократно прерывались. Их жизни подобны всполохам света и одновременно трагичны вечной неустроенностью, необеспеченностью, уязвимостью под ударами внешних обстоятельств. Зигмунт прозревал страну вечной любви, сказочных королевских пиров, освобождения тела из тисков земного магнетизма, а сам поистине претерпевал муки святого Себастьяна, пронзаемого стрелами. Тяжелое заболевание сосудов — так называемая «окопная болезнь», «зацепившая» юношу на фронте Первой мировой войны, — с годами прогрессировало и привело к потере обеих ног. В 1917 году в акварельном рисунке он буквально «выжигает» контур фигуры святого Себастьяна. Эта работа, несомненно, программная, словно предвещающая созданный значительно позже памятник разрушенному Роттердаму Осипа Цадкина. «Св. Себастьян» графичен и скульптурен, изгиб контура тела подобен сварным швам листовой гнутой жести. Этот экспрессивный образ — символ драматических судеб многих художников, поэтов и писателей ХХ столетия.

Кирилл Зданевич большую часть жизни прожил в Тифлисе. Он страстно любил этот город — родину и источник вдохновения. Рано вкусив пьянящий яд футуристического эксперимента, в 1930-е он оказался «не у дел». Однако Зданевич активно работает, создает сюжетные заказные картины.

В 1940-е годы он попадает в сталинские лагеря. Ему удалось выжить, и после освобождения он вновь возвращается в Тифлис. В душе художника просыпается интерес к романтическому пейзажу, и он пишет с натуры горные ландшафты.

Валишевский и Зданевич — состоявшиеся художники с концентрированно выраженной авторской стилистикой. При всем различии они напоминают два поставленных друг перед другом зеркала. «Выстраивая» свои биографии, они порой вступали в игру с обстоятельствами, а порой объявляли им войну.

Их пути тесно переплелись. Они были почти ровесники: Кирилл родился в 1892 году в Коджори в Грузии, Зигмунт — в 1897-м в Петербурге, в 1908-м семья Валишевских переехала в Тифлис. Оба учились в школе живописи и скульптуры Кавказского общества поощрения изящных искусств в Тифлисе у Н. Склифасовского, где им, одаренным от рождения, была «поставлена рука», и они стали блестящими рисовальщиками. Зданевич продолжил образование в Петербургской Академии художеств (1911), Валишевский — в Краковской Академии художеств (1922). Оба мастера причастны к художественной жизни Парижа. Зданевич занимался в парижских художественных студиях (1912-1914). Валишевский с 1924-го по 1930 год с перерывами жил в Париже и участвовал в выставках Академии изящных искусств. Оба прошли фронты Первой мировой войны.

Они вместе начали свой творческий путь в Тифлисе — городе, который в конце 1910-х годов становится одним из центров новых художественных движений, местом футуристического эксперимента. Кирилла и Зигмунта связали не только дружба, общность художественных идей, но и родственные узы. Сестра Валишевского — Валерия вышла замуж за Зданевича. Как и Зигмунт, Валерия была импульсивной, артистической натурой, душой общества, вдохновляла мужа и друзей на художественные подвиги. Одаренная рисовальщица, она увлеклась идеями футуристов, участвовала в их театрализованных акциях. В 1920 году художник Игорь Терентьев написал ее портрет — загадочный и ироничный. Рядом с госпожой «синеблузницей» изображен ее «паж» — странное существо, напоминающее большого плюшевого льва. Он отнюдь не свиреп, он улыбчив. Это существо — своеобразный комментарий к портрету: вот женщина-сфинкс, попробуй разгадай! Рядом с ней все львы — плюшевые!

Было бы странно, если бы и сам Кирилл Зданевич не изобразил свою жену Валерию. И он, конечно же, сделал это. Портрет необычен, откровенно «футуристичен». В правой части листа — лицо с загадочной полуулыбкой, в левой — житейский лозунг: «Денег нет, деньги будут!». Совместная жизнь Валерии Валишевской и Кирилла Зданевича была недолгой. Не ужились два сильных «футуристических» характера. В начале 30-х годов, после брака с М.С. Навашиным, Валерия Владимировна выходит замуж за Константина Паустовского, становится вдохновительницей многих его произведений — например, «Мещерская сторона», «Повесть о жизни» (здесь Валишевская явилась прообразом Марии).

Осенью 1917 года Зигмунт и Кирилл входят в созданную в Тифлисе группу «Синдикат футуристов». В составе группы поэт Алексей Крученых, живописец Ладо Гудиашвили, поэт и художник, близкий друг Пикассо Илья Зданевич (брат Кирилла). Они устраивают публичные лекции и диспуты, выпускают печатные издания. В начале 1918 года из «Синдиката футуристов» выделяется самостоятельная группа — «41°» («Сорок первый градус» — название было дано по географической широте Тифлиса). В ее составе — А. Крученых, К. Зданевич, И. Терентьев. В радикальном манифесте группы выдвигается задача: ни много ни мало — «надеть мир на новую ось». В ряду «астрально-геологических» действий футуристов были и такие: «битва с экватором», «битва будетлянина с Океаном» (так Крученых озаглавил собственноручно созданные листы-коллажи к своей поэме «Вселенская война Ъ», Петроград, 1916). Как футуристы-будетляне*, Валишевский и Зданевич ощущали предметный мир в беспредельном масштабе мифа. Это помогало преодолевать неустроенность быта (Зигмунт большую часть жизни не имел мастерской, снимал комнатки в полуподвалах или на антресолях с окнами на лестничную клетку).

Идея преодоления выражена во многих работах Зданевича. В графической композиции «Город» (1916) он изобразил пространство, тесно спаянное из кирпичных стен, башен и домиков, из которого словно вырастает и силится вырваться гигантская женщина — «оживающая» архитектура. Она на глазах разрастается, наклоняющиеся в разные стороны дома бунтуют, трансформируясь в какой-то таинственный лес.

Иной город — сказочный, многоцветный, многобашенный — предстает в эскизе к опере Н.А. Римского-Корсакова «Шехерезада». Это и город-мечта европейских и восточных сказок, и город-театр русского символизма.

Идеи соединения плоскостей и пространств, «прорезания» материи как следствие магнетического действия природы на художественное сознание были органично присущи русскому футуризму. Стихия метаморфоз вдохновляет и Кирилла Зданевича. В его графическом натюрморте 1914 года возникают фантастические цветы с невероятной геометрической пластикой. Красный контур словно прорезает белое поле бумаги, создает иллюзию пространственных выступов и глубин. Стебли гнутся и трансформируются. Нет, это не натюрморт, это сама материя в муках роста...

В конце 1910-х годов Зданевич создает серию геометрических композиций в технике литографии — зрительную параллель и эквивалент поэтическим экспериментам Алексея Крученых и Василия Каменского. Об этих листах не скажешь, что они «рисунки». Это происходящее на наших глазах переформирование материи: под воздействием какой-то титанической силы горизонт вздыбливается, ураган линий и шквал форм обрушиваются на зрителя.

Зданевич, как и другие мастера кубофутуризма, был чужд чистой абстракции, мыслил «предметно». В 1910-е годы он создает графические композиции, так сказать, полумифологического характера. В «Деве на траве» («Благовещении», 1914) соединяются авангардная геометрическая динамика и трансцендентная экспрессия византийской иконописи. Вероятно, Кирилл вдохновлялся живописными полотнами Наталии Гончаровой на библейские темы. Гончарова не иллюстрирует историю и культуру, а вторгается в их «плоть», перемещая яркие декорации эпох, «формулируя» новые сюжеты-знаки.

Зданевичу явно близок именно этот путь.

В 1910-20-е годы утверждается новый самостоятельный жанр графики — эскиз театрального костюма. Часто такой эскиз — всего лишь повод для создания эффектного красочного зрелища. Блистательные мастера этого жанра — Леон Бакст, Александра Экстер. Их персонажи, представленные в движении, в сложных поворотах, кажется, рождены облаченными в фантастические костюмы. Подобный «театр костюма» находим и у Зданевича. В композиции 1914 года появляются мужчина и женщина в испанских одеждах. Фигуры даны фрагментарно, срезаны кадром листа, возникают как «вспышки» фламенко.

Истинным виртуозом «театра костюма» был, конечно же, Зигмунт Валишевский. Его молниеносные наброски — своего рода разминка руки и проба пера. Всю жизнь быстрым пером и кистью он оживлял свои гротесковые персонажи, словно пришедшие из разных эпох и стран. Он продолжил линию театрализованной фантастики Жака Калло, где исчезает грань между театром, притчей, вымыслом и явью.

Поэт Василий Каменский писал о присущем русским футуристам природном чувстве театральности. У Зданевича и Валишевского свой театр и своя сцена, больше напоминающая ринг. Кирилл изображает сцепившихся борцов, («Борцы», 1914), Зигмунт — «волнообразного» Мефистофеля, в руке которого табличка с надписью: «Жить хочешь?» («Мефистофель», 1917).

Многие композиции Зигмунта образуют единую фантасмагорическую серию, достойную быть названной «Антреприза Мефистофеля». Гротесковые карлики, толстяки, маркизы, акробатки, марионетки, комедиантки включаются в вихрь карнавала. В гримерную влетают амуры с маленькими зеркалами и катушками любовных нитей («Туалет марионетки», 1917), танцующая акробатка подбрасывает огромные сердца, надутые как воздушные шары («Акробатка», 1916). К обществу «головоубористых» и «масконосных» маркиз присоединяется компания карликов — трубящих эльфов («Сон», 1917). Увлекательная игра людей с эльфами страшновата, как в староанглийских сказаниях. Пережив этап футуристического эксперимента, Зигмунт сразу вступил в символизм. В этом он не одинок. Так, многие работы Н.С. Гончаровой, О.В. Розановой являют феномен «футуристического символизма».

Череда классических сюжетов в графике и живописи Валишевского — не что иное, как нескончаемый пир самоассоциаций. Он ассоциирует себя с Дианой-охотницей и бедным Актеоном, превращенным в спасающегося бегством оленя; с Дон Кихотом, как громом пораженным поздним прозрением; с персонажами комедии Дель Арте. Он изображает сцены роскошных пиршеств, навеянных полотнами Паоло Веронезе. Пир — сознание художника, до краев наполненное зрительными образами. В воображаемом пиршественном зале могут собираться мастера всех времен и народов. В композиции «Рубенс произносит тост за искусство» (1915) Зигмунт изображает именно этот звездный момент собрания всех великих художников. Некоторые уже не могут держаться на ногах и расположились на полу. Зига тоже принадлежит к этому всемирному художническому братству и, конечно же, присутствует на праздничном застолье.

Всю историю цивилизации можно представить как историю войн и историю пиров. Зигмунт избирает второй вариант. Как полноправный член «братства пиров», он путешествует по миру вместе со своим любимым героем Дон Кихотом. В 1921 году он переезжает в Краков, организует содружество краковских художников «Парижский комитет», знакомит своих коллег с новейшими открытиями русской и французской живописи. В 1924-м группа переезжает в Париж. Вплоть до 1930 года Зигмунт живет в Париже, участвует в выставках Парижской академии изящных искусств, в «Осеннем салоне» (1929), посещает Канны, Арль, Авиньон. В 1934 году он выставляет пять работ на XIX Международной зимней биеннале в Венеции. В 1936-м расписывает плафон Краковского замка. В том же году скоропостижно умирает от сердечного приступа. За отведенные ему судьбой немногие годы он успевает создать огромное количество работ.

Кирилл Зданевич и Сигизмунд Валишевский — художники синтетического склада. Кирилл принадлежит целиком авангарду, в его артистическом арсенале абстрактно-геометрические и изобразительные композиции. Зигмунт вдохновляется разными европейскими художественными традициями, используя античные, средневековые, возрожденческие сюжеты, приемы барочной живописи и постимпрессионизма, стилистику лубка, примитива, театральной афиши, гротесковой журнальной иллюстрации... Каждый из художников прошел свою, исполненную лишений, страданий и творческих взлетов, судьбу, чтобы соединиться через много-много лет в заповедном пространстве родового художественного наследия под заботливой опекой его хранителя — Петра Сергеевича Навашина.